Ричард Длинные Руки – барон

– От нечего делать пьют только недалекие люди. Умный всегда найдет причину. Ты прав, пьянка без тоста теряет свое воспитательное значение, а мы, церковь, тянем человека из тьмы к свету вот уже сколько веков… и, брат Кадфаэль, мы все-таки вытянули его из такой… из такого, что ты даже не представляешь! Это я, как жидомасон более высоких посвящений, открываю тебе тщательно скрываемую, но радостную тайну.

Он смотрел жадно, только с опаской глянул на свой кубок:

– А мой настоятель говорил, что пить надо меньше…

– Люди, – сказал я наставительно, – которые думают, что «пить надо больше», и те, которые думают: «пить надо меньше», сходятся в одном: пить – надо. Однажды один из великих отцов церкви сказал, что нельзя дважды войти в одну реку, но можно дважды наступить на одни грабли. Это он к тому, что нельзя разом отучить людей пить, блудить, врать… Ты сам знаешь все семь смертных грехов и остальные четыре тысячи триста помельче. Это все нужно выдавливать из человека постепенно, шаг за шагом. Вот мы сейчас с тобой вроде бы чревоугодничаем, если со стороны, а ведь тот посторонний будет очень даже неправ! Чревоугодничали бы те, у кого выше чрева ничего нет, кто пьет пиво и болеет за футбол… Гм, это я снова заехал в жидомасонские тайны, которые тебе знать пока рано. Словом, мы с тобой, даже находясь в борделе, сможем оставаться чистыми там глубоко внутри, а это самое главное!.. Мы не поддадимся, верно?

Он вздрогнул, сказал неуверенно:

– Ну да, брат паладин…

– А завтра утром, – продолжал я с воодушевлением, – сядем на коней и снова отправимся в путь, где и корка хлеба, поджаренная на пламени костра, покажется дивно сладкой! А почему? Потому что долг у нас выше, чем этот роскошно накрытый стол.

Он с облегчением вздохнул, наконец начиная понимать, что брат более высокого посвящения показывает, что вот так в мирской жизни труднее быть святым, чем в монастыре, но надо им быть, иначе до людей не достучишься, они ведь здесь, а не за стенами монастыря. Чтобы им проповедовать, нужно жить их жизнью, есть их пищу, пить их вино…

Я видел по внезапно вспыхнувшим щекам брата Кадфаэля, в какую сторону мирской жизни он протянул цепочку умозаключений, но смолчал, уже слышал, что святой и в борделе останется святым, даже если переспит с самой хозяйкой. К кристально чистым душам это вот все и всякое не пристанет. Вот и нам двоим за таким столом с дивными яствами удается же оставаться стойкими и чистыми сыновьями церкви, не теряя ясности цели, ибо плоть – есть плоть, у нее свои ма-а-а-аленькие и мелкие приземленные запросики, как вот поесть, попить и переспать с женой хозяина гостиницы, а у духа – свои, возвышенные. Главное – удовлетворять запросы духа, а удовлетворил или не удовлетворил запросы плоти – это такая мелочь, что истинный аскет даже не обращает внимания на них…

Брат Кадфаэль слушал с разинутым ртом и жадно впитывал жидомасонские премудрости высшего посвящения.

Я допил вино из кубка, больше наливать не стал, и так уже в пузе булькает, закончил сурово:

– Смирять плоть – это только азы начального уровня, понял? Это разъяснение неофиту, что есть дух и есть плоть. От неофита никто не ждет полезной отдачи, у него все силы ума и остального организма уходят на усмирение плоти, на борьбу с искушениями… Ну, ты читал «Искушения святого Антония»?.. Как же, усмиришь! Разве что до ночи, а потом Санегерийя нагрянет и сломит так, что треск пойдет… Зато мы, продвинутые, идем святой дорогой Истины… Вот со стороны посмотреть глазами простых человеков, так это я сижу здесь за столом и жру этого жареного гуся и пью это вино. Ха-ха, представляешь дураков?

Брат Кадфаэль взглянул испуганно, уронил взгляд, долго боролся с собой, мне стало жаль честного парня, затем с трудом выдавил:

– А… а… как на самом деле?

Я ответил с подъемом:

– Но это ложная картина! Как и та глупость, что Земля плоская, а солнце встает на востоке, а заходит на западе! Редкая дурость, но люди так думают, представляешь? Так вот эти придурки… хотя почему придурки – нормальные люди, мирские, как мы говорим, простые люди или электорат, они тоже видят, что я сижу вот здесь, ем и пью… А на самом деле сидит и жрет в три горла грязная похотливая обезьяна, да еще и посматривает по сторонам: кого бы сгрести и подгрести! А мы с тобой ведем возвышенные беседы о вечном, Божественном, обсуждаем дивную гармонию природы, которую с бесконечной мудростью создал Творец и доверил нам не просто жить в своем саду, это он и обезьянам разрешил, но как бы обязал культивировать, выращивать новые цветы, раздвигать пределы сада, пока он не охватит всю землю! То есть обезьяне – обезьяньево: ну там всего лишь еду, вино и баб, а нам, возвышенным и одухотворенным, весь остальной мир, в котором столько божественной гармонии!

Он слушал в великом смятении, кровь то приливала к бледным худым щекам, то отливала, глаза вспыхивали, как звезды, только иногда их блеск становился очень уж кровав, но затем снова светились ангельской чистотой, как у профессионального киллера.