Ричард Длинные Руки — бургграф

Я молчал, обдумывая, на их лицах уже не тревога, а настоящее отчаяние. Гильдии, что гордились своим ремеслом, быстро приходят в упадок, терпят громадные убытки, в то время как Бриклайт, ничего не производя, извлекает громадные прибыли. Эти совсем недавно могущественные люди, отцы города, можно сказать, его экономическая мощь и становой хребет, ощутили себя униженными и выдавливаемыми на обочину, где скоро окажутся в одной канаве с нищими.

— Ладно, — ответил я, — ваши проблемы видны невооруженным глазом... Да это я так, глаза тоже можно вооружать, есть такое колдовство. И зачем вы всё это мне?

Они переглянулись, и хотя сами не видят друг друга, но я чувствовал как их связывают незримые узы цехового единства. Лоренс заговорил снова первым:

— Ваша милость, нам нужна власть в этом городе. Власть, которая защитит нас, создавших этот город. Власть, которая снова вернет кузнецов в кузницы, ткачей — за их станки, кожевников и всех ремесленников — на их места. Мы должны производить товары и выгодно продавать их, а не... торговать задницами.

— Нормальное желание, — ответил я.

— Вы согласны?

— На что? — спросил я.

— Отец Шкред очень хорошо отзывался о вас, — сказал Лоренс, мне почудилось в его голосе раскаяние. — Вот уходит человек, и только тогда понимаешь, что хоть над ним и посмеивались, но мы все любили... и прислушивались. Мы хотим назначить вас бургомистром города! Здесь большинство из городского совета, так что решение вполне законно. А собраться мы можем где угодно. Мы назначим вам высокое жалованье, в вашем распоряжении будут остатки городской стражи... Вы можете их всех выгнать и набрать новых! Нам нужен бургомистр, который закроет все эти дома...

Один из старейшин сказал быстро:

— Перегиб!

Еще двое тут же подали голоса:

— Это слишком!

— Мы же не церковь...

Лоренс скривился, махнул рукой:

— Пару публичных домов оставим. Но перенесем в порт. Или к нему поближе. Это не так важно. Важнее город снова вернуть к работе и хотя бы немного отодвинуть от бесконечного пьянства.

Благодаря темноте, которая вроде бы скрывает их лица, они не скрывают эмоций: хмурятся, гримасничают, кривятся, я отчетливо видел их реакцию на любое слово, сам растянул губы в улыбке:

— Вы мне выдадите на руки решение городского совета?

Они переглянулись в темноте, Лоренс сказал нерешительно:

— Ваша милость, вы же благородный человек! Вы же привыкли верить на слово.

— Благородным, — подчеркнул я. — А среди торговых людей принято заключать договора. С пунктами о неустойке, дефолтами, непредвиденными обстоятельствами... их надо перечислить, с откатами и прочими достижениями экономической мысли.

Они посмотрели в мою сторону с уважением. Лоренс вздохнул, вытащил из-за пазухи свернутый в трубочку лист бумаги.

— На всякий случай, — сказал он, — мы всё составили. Здесь предусмотрено всё, уж поверьте...

— Не поверю, — ответил я скромно, — мы же деловые люди! А деловые всегда норовят друг друга объегорить, это в порядке вещей. Но я верю в другое... Все вы сейчас в отчаянном положении, будем говорить прямо. И хватаетесь за соломинку. Это я вот ваша соломинка. Если возьмусь наводить порядок в городе, а вы понимаете, что буду делать, меня уже изучили, не правда ли?.. Если возьмусь наводить порядок, то вы будете меня поддерживать всеми фибрами исходя из собственных интересов, что и есть двигатель любого прогресса и торговли в частности.

Я сунул бумагу за пазуху, поднялся.

— Не буду вас задерживать, господа. С вашего позволения, я сейчас же примусь за дело.

Торкилстон от восторга едва не встал на уши, да и Кукушонок с Выдрой смотрели на меня донельзя довольные: вовремя поступили на службу. Теперь они уже не просто у рыцаря чуть побогаче их самих, а у главного в городе.

Сэр Торкилстон мигом оседлал коня, Кукушонка и Выдру оставили бдить, а сами выехали верхами в город, поглядывая по сторонам уже хозяйскими глазами.

Дом для элитной милиции совмещен с тюрьмой, разделяет их только толстая стена. Очень практичные в городе люди: стражники, приведя арестованного, могут сразу же забежать и согреться зимой в своем, так сказать, офисе.

— Сэр Торкилстон, — сказал я громко, — постойте у входа. Если кто выбежит — рубите к чертовой бабушке!

— Сделаю, — пообещал он.

— Мы теперь власть, — напомнил я.

Он оскалился в недоброй, но всё еще недоверчивой улыбке. Я взбежал по ступенькам, пинком отворил дверь и прошел через большую комнату с двумя столами и старыми колченогими стульями. Во второй комнате трое устроились на лавке, передавая один другому флягу с вином, а сам командир городской милиции Скал развалился в кресле за столом. Увидев меня, замер, как жирная мышь перед большим котом, глаза задергались в орбитах, красная рожа быстро белеет.

Я обогнул стол, чтобы до Скала дотянуться сразу, если понадобится, сказал резко:

— Ну, тварь дрожащая, ты меня знаешь? — Он пробормотал:

— Ну...

— Что? — прорычал я, подпустив в голос ярости. — Как ты сказал, тварь?

Он поднялся, бросая взгляд на своих людей, сказал нехотя:

— Знаю... ваша милость.

На лавке тихонько охнули, Скал метнул туда злой взгляд. Я сказал жестко: