Он кивнул, бесшумно подтянул меч, на лице суровое внимание.
— Присматривайте здесь, сэр Торкилстон, — шепнул я.
— Может, мне с вами?
— Если бы знать, что там опаснее...
Он хмыкнул, оценив мужественную шутку, а я с луком в руках прокрался по темным комнатам и вышел через заднюю дверь. Темень во дворе через минуту превратилась для меня в пасмурный день. Тишь, только далеко-далеко на грани слышимости прогромыхала сапогами стража. Со стороны порта донеслась удалая песня, равнодушно тявкнула собака.
Я медленно обогнул дом. Огра уже не видно, только залитый холодным светом звезд огромный двор. Я ждал, наконец из-за дерева выскользнул человек и побежал к коновязи, где застыл, как каменное изваяние, Зайчик. Я ухватился за рукоять молота, но человек вдруг выгнулся в спине, рука попыталась ухватиться за пораженное место, где возникло трепещущее перо на длинной стреле. Он упал лицом вниз, дернулся и затих.
Через пару мгновений из темноты выскользнул человек в черном плаще с капюшоном. Я взял лук и наложил стрелу. Человек быстро подбежал, перевернул убитого и отпрянул. Я сказал негромко:
— Не ожидал?
Он моментально развернулся, в руке блеснуло лезвие. Стрела сорвалась с тетивы, одновременно я дернулся в сторону. Рядом чмокнуло, острый нож погрузился в плотное дерево, словно в кусок сыра. Человек бросился прочь, хромая, стрела только ранила: я не указал ей цель, пришлось торопливо выпустить вторую, та ударила в спину между лопатками.
Запнувшись на ровном месте, он упал у самой калитки. Я подошел, сказал негромко:
— Думал, что охотишься на овцу, герой?
Он захрипел, с трудом повернул голову. Изо рта хлынула темная струя. Он прошептал, булькая кровью:
— Всё... равно...
— Что? — спросил я.
— Убьем...
— Это я слышал, — сообщил я, — только ты уже никого не убьешь. Или я не прав?
— Убьем, — прохрипел он всё тише, — убьем тебя... а потом изнасилуем не только эту сучку, но и ее выкормышей...
— Ты? — спросил я.
— И я... — прошептат он. — Теперь уже и мы... после братьев... измочалим ее так... что...
Что-то окаменело во мне, я смотрел на него в странном спокойствии, хотя должен бы орать и обличать такого мерзавца. Он не сводил с меня пылающих ненавистью глаз, как же, опозорился, попался, а считался, поди, лучшим или одним из лучших наемников.
— Это хорошо, — произнес я тем же ровным голосом. — Это хорошо, что ты сказал такое... А то во мне уже начал было просыпаться гребаный либерал. Начал вспоминать, что жизнь — священна в любом ее проявлении.
— Чего?..
— Вот-вот, — ответил я. — Именно, чего... Подохни, священная жизнь. И пусть с тобой подохнет целый неповторимый мир, как говорят поэты, мне по фигу.
Я наступил ему на горло, услышал треск гортани, постоял чуть, всматриваясь и вслушиваясь в тихую ночь. Сэр Торкилстон с мечом в руке встретил в дверях, доспехи блестят в отсветах луны, словно покрыты корочкой льда, лицо суровое.
— Я всё видел, — шепнул он. — Не успокаиваются.
— У них резервы, — ответил я так же тихо.
— Головорезы Вильда?
— Золотовалютные, — ответил я. — Это главный резерв. Неистощимый. Нет, мы пойдем другим путем...
Он взглянул непонимающе, я перекинул лук и тулу за плечо, подцепил молот на пояс. За окном сереет небо, рассвет слабый, блеклый, в окна потянуло прохладой вперемешку с запахами сада и соленостью близкого моря. Деревья в саду перестали выглядеть пугающими чудовищами, затихли ночные жабы, зато робко запела самая ранняя пташка.
— Пора, — сказал я. — Присматривайте за Амелией. И за песиком...
Песик поднял голову и посмотрел на меня с немым укором. Я развел руками и, наклонившись к мохнатому уху, в который раз пообещал, что уже скоро-скоро ступим на палубу, а пока оставляю его бдить и стеречь, как бдил бы и стерег я сам.
Он тяжело вздохнул, в глазах мольба взять с собой, я поцеловал холодный влажный нос и быстро вышел из комнаты. Чтобы не попадаться на глаза Зайчику, прошел в личине исчезника через задний двор.
Трое, затаившись в кустах, всё так же наблюдают за центральным входом. Даже птицы к ним привыкли, чирикают на веточках прямо над головами. Замаскировались идеально, но только от простого человеческого зрения.
— Вы нарушили право частной собственности, — сказал я громко, но молча, — и по законам феодального времени...
Стрелы сорвались одна за другой. На этот раз я не забыл надеть кожаную рукавичку, тетива звонко щелкала, не рассекая кожу. Багровые пятна за зеленой листвой дергались, вздрагивали, кто-то подпрыгнул, но стальные клювы били точно и безжалостно.
Те пятеро, что наблюдают за дорогами, ведущими к усадьбе, пока ничего не заметили. Я высмотрел мертвую зону и почти на цыпочках прокрался мимо.
Дорога к городу свободна, пусть это не мощеная дорога, а просто тропка, я шел медленно, голова забита противоречивыми планами, как же обустроить... Тараскон, я же альтруист, к тому же это защитит Амелию, а самое главное, понятно, мне еще с неделю до отплытия, не по борделям же от скуки ходить благородному сэру...