Ричард Длинные Руки — эрбпринц

Ринненкампф Твердозубый, вспомнил я, а его дядя — герцог Стефан Строуд. Еще я видел наследника трона, который не назвался, если он наследник… Можно, конечно, пообещать им независимость, так как он переметнулся от Мунтвига ко мне, но это чревато, так как никакой независимости не дам, а обманутые сражаются с еще большей яростью, ведь за справедливость и против зла…

Зато королевство Эбберт сохранило подобие самостоятельности, но лишь потому, что король Харбиндер беспрекословно выполняет все требования Мунтвига, а тот здраво рассудил, что нет смысла менять на «своего», который долго будет входить в курс дела, налаживать отношения с местными лордами, гордыми и заносчивыми до предела, а потом еще и возжелает основать свою династию.

Я видел с большой высоты, как то и дело поднимается облако пыли, указывая на приближение нового войска. Все три королевства в самом деле населены очень густо, отряды выезжают из каждого города и даже большого села, сливаются в большое войско. И только одно утешение, что каждый лорд ведет своих под отдельным знаменем, в сражение вступает по своей воле, а не по чьим-то приказам. Так можно воевать, если и с другой стороны войско набрано из таких же отдельных дружин, но теперь я использую преимущество регулярной армии в полную силу.

Пеших у противника почти нет, но, кроме конных, половина этого войска устроилась в повозках и на телегах. Все выглядит сплошным исполинским обозом, где каждый лорд, даже самый мелкий, обязательно окружен огромным количеством слуг и челяди, что везут не только запасы еды и вина, но и дорогую посуду, чтобы все видели богатства лорда, дескать, он и в походе может позволить себе удобства.

Кроме того, все эти мелкие хозяева везут с собой массу оружия в виде старых мечей, копий, панцирей, булав и палиц, что, вообще-то, неплохо, когда сражаешься с такими, но они не знают, что навстречу двигается ускоренным маршем моя армия вышколенных бойцов, скованных военными правилами, уставом, выучкой, умеющей вести бой по-новому.

Вернулся я привычно на арбогастре и с Бобиком, что успел задавить оленя и двух гусей, это он особенно обожает, соскочил на землю и пошел к себе, разминая ноги и делая вид, что все время находился в седле.

Пока рассматривал карту и наносил черточками новые отряды противника, в сенях слышался говор, Зигфрид что-то выспрашивает, наконец распахнулась дверь, и вошел Норберт, как всегда ровный, сдержанный и с непроницаемым лицом.

Я всмотрелся в него, уже знаю, как он выглядит, когда есть новости, поинтересовался настороженно:

— Что, я не заметил, как Мунтвиг выслал наперерез большую армию?

Он покачал головой.

— Нет, ваше высочество, армии пока вблизи нет.

— А что есть?

Он произнес крайне вежливо:

— Прибыла к вашему высочеству, можно сказать, целая делегация. От Мунтвига.

Я охнул, сердце застучало чаще, даже кровь бросилась в лицо. Норберт ждет с неподвижным лицом, я сказал быстро:

— Пойдем встретим. Что-то в лесу издохло.

Он потянул носом.

— Запаха пока не слышно…

На улице уже собираются военачальники, а я, когда вышел на свежий воздух, сразу увидел приближающуюся к лагерю группу всадников из пяти пышно и вызывающе богато одетых рыцарей. Справа и слева, как почетный эскорт, красиво и хищно идет дюжина конников Норберта, легких и опасных, как степные коршуны.

Я остановился; всадники придержали коней на том расстоянии, которое не кажется чрезмерно опасным. Один спешился и, передав повод одному из своих, снял шлем и оставил в руках ближайшего рыцаря.

Я рассмотрел лицо крупного мужчины, не просто крупного, а огромного и широкого в плечах, с толстыми руками. Лицо тоже крупное и широкое, чем-то напомнило морду могучего льва — олицетворение важности, величия и силы.

Он пошел ко мне ровным шагом благородного человека, который не унизится даже перед Богом.

За моей спиной военачальники тоже смотрят гордо и с достоинством, выпячивают на всеобщее обозрение рукояти мечей с драгоценными камнями в рукоятях, а про доспехи и говорить нечего — у всех вестготские, в этой части материка вообще диво дивное.

Мужчина, что ко мне приближается, принадлежит явно к знати: от него веет надменностью аристократа, у которого вереница предков, и все верно служили отечеству, беззаветно проливая за него кровь и отдавая жизни.

И сам он выглядит прошедшим огонь и воду, лицо сдержанно усталое, бледное, несмотря на сильный загар, явно дорога была нелегкой, под глазами темные мешки.

— Граф Адриан Стивенфельд, — назвался он. — С личным посланием от Его Величества императора Мунтвига.

— Ричард Длинные Руки, — назвался я. — Слушаю вас, граф.

— Простите, ваше высочество, — произнес он учтиво, — но слушать нечего. Я совершенно не знаю, что в послании. Мне только поручено доставить и передать лично вам.

— Лично я здесь, — ответил я так же учтиво. — Вот и моя собачка подтвердит, что это я.

Он чуть улыбнулся.

— Да, люди могут соврать, но не собаки.

Поклонившись, он вытащил из складок плаща небольшой пакет, протянул в мою сторону. Я повел бровью, Альбрехт взял, взвесил на ладони и подошел ко мне.