Я махнул рукой и пошел к выходу. Проходя мимо последнего стола видел в отражении пузатой чаши с колпаком, как отец Ульфилла вскочил и сделал жест, словно останавливает меня… но слов я не услышал, и, толкнув резко дверь, вышел на свежий воздух.
Во дворе мне бегом подвели Зайчика. Зигфрид поспешно вдел руку по локоть в ремень щита.
— Куда едем?
— В Амальфи! — ответил я громко. — Где Альбрехт?
— Сейчас примчится!
Разворачиваясь к воротам, краем глаза успел видеть, как на втором этаже чуть сдвинулась штора.
Деятельной и буквально кипящей энергией натуре Ульфилла должны быть противны все эти нищие богомольцы, бродящие по святым местам. Это занятие якобы даст им спасение и место на небесах, он слова не скажет против, ибо есть заповедь, что надо жить, аки птицы небесные, что бродят по дорогам да говно клюют, но не думаю, что в душе он с такой глупостью согласен.
Народ эту заповедь принял чересчур охотно; они же вот так, питаясь одним подаянием, чувствуют себя духовно выше и чище тех тружеников, что не разгибают спины на пашне, рубке леса, строительстве домов и вообще на работе.
На самом деле должно быть все наоборот, и нужно было науськать Ульфилла, вовремя ткнув пальцем на нужное место в Библии, где труженики стоят все-таки повыше праздных богомольцев. На этом выстроено все лютеранство, оно же протестанство, вот и начнем эту Реформацию с отца Дитриха и Ульфиллы…
Или с того, кто из них решится первым. Или решится вообще. Ульфилла, как бы ни брызгал ядом в мою сторону, но сейчас, я уверен, перебирает мои слова больше для того, чтобы опровергнуть, но они будут западать в его череп все глубже и глубже, пока он весь не воспламенится яростным огнем, как огромный факел.
Альбрехт и Зигфрид скачут на своих уже слегка усталых конях молча, стараясь не отвлекать лорда от его тяжелых, судя по его виду, мыслей.
Мои мысли от Ульфилла то и дело пытались опасно соскользнуть к Лоралее, но я душил это в себе, опасаясь снова оказаться над пропастью, и когда впереди выросли мрачные башни замка Амальфи, вздохнул с облегчением.
Гунтер, что должен бы отъесться на легких хлебах и отрастить пузо, выбежал навстречу легко, поджарый и с тем же навеки обожженным солнцем, ветрами и морозами лицом.
Усы не стали реже, все так же воинственно торчат в стороны, а кончиками заворачиваются вверх, крепкоплечий и суровый, с плеч ниспадает потертый плащ.
Он с ходу преклонил колени, но не голову, продолжая смотреть мне в лицо чисто и преданно.
— Ваше высочество!
— Дорогой друг, — сказал я и поднял его на ноги. — Ты не изменился… как хорошо. Где остальные?
— Ульман, Тюрингем, — выпалил он четким голосом, — Хрурт… они же ушли к вам, как только вы позвали… А Зигфрид… Господи, неужели это его морда?
Во двор на полном скаку влетел воин на храпящем жеребце, соскочил, не дожидаясь, пока тот остановился, крикнул взбешенно:
— Сэр Ричард! Вы обещали!
Гунтер воскликнул шокированно:
— Зигфрид! Как ты разговариваешь с лордом?
Я, улыбаясь, толкнул их друг к другу и заставил обняться. Из пристроек и замка с опаской выходит челядь и поглядывает на меня с осторожностью.
Альбрехт тоже въехал во двор и остановился, проверяя бдительным взором, все ли безопасно, нет ли угрозы лорду, который уже давно не сэр Ричард, а принц, увиливающий от королевской короны.
Я помахал ему рукой.
— Дорогой граф! Здесь все в порядке. Это мой первый замок… Какие тут западни…
— Не скажите, — ответил он. — Я насмотрелся всякого.
— Граф, — упрекнул я, — вы прям онорбертовились!.. Гунтер, я ненадолго, предупреждаю, так что никаких увеселений, празднеств и народных гуляний. Даже пира не будет.
Гунтер спросил осторожно:
— Ваше высочество, а куда подевалась Фрида? Вы так внезапно ее увезли…
— Еще увидите, — пообещал я. — Она теперь знатная леди, даже очень знатная.
Он вытаращил глаза:
— Фрида?
— Как выяснилось мудрецами, — объяснил я важно, — дочь очень знатных родителей. Настолько знатных, что и не вышептать… Ее в детстве подменили!
— Наверное, в колыбели? — предположил он.
— Вот-вот, — сказал я. — В точку. В колыбели. А ты откуда знаешь? Сам подменял? Кто велел? Сколько заплатили? На кого работаешь? Отвечай быстро, не раздумывай! Приговор будет строг, но как бы справедлив…
Он отшатнулся.
— Ваша милость! Если бы в детстве, она бы помнила!
Я подумал, согласился:
— Ты прав, это да, хотя что женщины помнят? Не говорят же «мужская память»… Кстати, наш сосед Тудор еще цел?
Он перевел дух, еще не придя в себя от быстрого перехода от состояния обвиняемого в тяжкой государственной измене к прежней доверенности.
— Да, недавно вернулся…
— Из Скрытых Земель?
— Да, — ответил он осторожно. — А вы откуда знаете?
— Я все знаю, — ответил я гордо, не сообщая, что это он в нашу первую встречу и сообщил про отважного соседа, наведывающегося в Скрытые Земли, — кроме тех пустяков, которых не знаю. И все еще цел?
— Шрамов прибавилось, — ответил Гунтер, — но все так же молод, драчлив и любит исчезать в непонятных местах.
— Хорошо, — одобрил я и, наткнувшись на непонимающий взгляд Гунтера, пояснил: — Сам такой.
— Ну, — буркнул он, — это уже не новость.