Ричард Длинные Руки — эрбпринц

— Ого, — сказал Альбрехт и покрутил головой. — Даже не представляю, какие нужно иметь когти, чтобы удержать все эти земли.

Я огрызнулся:

— Думаете, я представляю?

— Тогда зачем?

— Я все-таки паладин, — ответил я с неохотой, в хорошем всегда признаваться несколько неловко, — хотя и бываю такой свиньей, что любая свинья от зависти убьется о стенку. И, как паладин, стремлюсь к справедливости. Хотя бы для других.

— А-а-а, — сказал Альбрехт с облегчением. — Ну тогда все в порядке. Все хорошо.

Я посмотрел с подозрением.

— Что хорошо?

— Для других, — пояснил он, — это хорошо. Я уж боялся, что сами начнете и нам предложите начать с себя исполнять заповеди и даже законы.

Я покосился на внимательно выслушивающих нашу дискуссию лордов и военачальников.

— Нет-нет, — сказал я успокаивающе, — мы пока побудем над законом. Нужны же надзиратели? Но закон будет единый для всех, ибо Господь не предполагал расслоение на лордов и простолюдинов, это люди сами придумали.

— И вы…

— Да, — прервал я твердо, — я!.. Возврат к заветам Всевышнего. Всеобще и равное… не помню что, но вроде бы очень важное. Ладно, это потом, когда вспомню. Что-то моя память отказывается хранить всякие несущественные мелочи.

Глава 5

Конный разъезд примчался с сообщением, что город Вифли будет виден уже вон с того холма, как будто я сам не знаю, и Зайчик, чувствуя мое нетерпение, взлетел туда птицей.

Вифли под прямыми солнечными лучами показался еще крупнее, чем я видел его в прошлый раз, но тогда была ночь, а сейчас и стена достаточно высока, и редкие башни выглядят достаточно воинственно.

На стены высыпали не только воины, но и горожане, видно было, как беснуются, делают непристойные жесты, а женщины поворачиваются спиной, наклоняются и, задрав платье, показывают толстые белые задницы.

Ко мне подъезжали один за другим полководцы, рассматривали город с хмурым недоброжелательством, только юный Палант ярился, хватался за меч, словно готов в одиночку ринуться вперед и рубить им стены.

Я сказал сдержанно:

— Прекрасно… просто прекрасно!

На меня посмотрели с недоумением, Клемент рыкнул:

— Что прекрасного?.. Нас оскорбляют.

— Вот и запомните, — ответил я, — запомните эти оскорбления. Только человек может быть злопамятным, а все эти бабьи сказки, что медведица через год нашла охотника, убившего ее медвежонка, и отомстила… бред. Только человек способен на месть! Только человеку выпала высокая честь и обязанность быть злопамятным.

Он косился на меня с тревогой и недоумением, я и сам чувствовал, что говорю не своим голосом, перед глазами, как воочию, этот проклятый город, через который нас гнали, как загнанных зверей, из-за заборов смеялись и улюлюкали, свистели и оскорбляли, никто не подал истерзанным голодом и жаждой куска хлеба, не позволил напиться, и только уже ближе к выходу на другом конце города одна женщина подала тайком каравай хлеба и кувшин молока.

В Содоме и Гоморре было больше праведников, чем пять или десять человек, однако Господь не пощадил эти города, залил лавой всю долину, прихватив еще три города поменьше, а здесь всего одна праведная семья, да и та должна была покинуть это проклятое место. Так сровняется же это логово порока с землей, да прокатится страшная весть по королевству, что Господь долго терпит, но больно бьет…

Войско подходило в течение дня, я велел расположиться вокруг города, чтобы ни одна живая душа не ускользнула, и к вечеру на расстоянии полумили от города выросли шатры военачальников, а на передовые линии выдвинулись отряды копейщиков на случай вылазки из города рыцарского отряда.

Я долго смотрел на эти стены, обагренные закатным солнцем, словно уже залитые кровью наглецов, бросивших вызов справедливости и милосердию разом.

И крыши тоже в багровом огне, как будет вскоре, когда катапульты начнут метать помимо камней еще и бочки с горящей смесью, мешки с горящей паклей, а также раскаленные докрасна куски металла.

Палант зачем-то взялся выяснить точно, до каких пределов можно приближаться к стенам, не рискуя быть убитым, и целый день носился вокруг города, сужая спираль и замечая, в каком месте в землю втыкаются пущенные в него стрелы.

Кончилось тем, что его почти принесли с двумя стрелами в плече, слишком уж гарцевал близко, а там оказались арбалетчики, двое попали достаточно точно.

Я посмотрел с отвращением, ну что за дурак, мы не собираемся карабкаться на стены по лестницам, я же объяснил всем подробно наши цели, а когда встретил взгляд его виноватых глаз, повернулся к Зигфриду.

— Пусть посмотрят этого… героя наши лекари.

Палант прохрипел бодро:

— Пустяки!.. Если вытащить из меня обе стрелы, сегодня же сяду в седло боевого коня.

— Ага, — сказал я, — сядешь. Еше как сядешь. Только очень даже не сегодня. И не завтра.