Ричард Длинные Руки – эрцфюрст

— Идеальная женщина, — пояснил я. — И она их всех любила чисто и верно. Даже после смерти она стала женой Ахилла, полюбив его верно и преданно, это еще один знатный лорд, и поселилась с ним на острове Левка в устье Дуная… Так вот, я встретил такую женщину! Наверняка инкарнация, это такое воплощение Елены. Она побывала женой Ришара, ты его знаешь, еще трех лордов, и всех любила, и все мы сходили от нее с ума…

— С кем она сейчас?

— С Богом, — ответил я. — Нет, не погибла, стала невестой Христа. А я снова ушел, убитый горем и с кровоточащим сердцем, влез в работу, чтобы как-то перебить горечь потери. Потом была великая и чистая любовь, но женщина узнала от оракула… эх, как я хотел его найти и растерзать!.. что мы проживем долгую жизнь вместе, она будет счастлива, но несчастен буду я, так как тихая мирная жизнь — не мой удел.

Она спросила шепотом:

— И она… ушла?

Я буркнул:

— Как догадалась?

— Ваше высочество, — шепнула она, — не поверите, вы теперь нам вообще не верите, но многие бы женщины так сделали. Мы умеем жертвовать ради тех, кого любим. И это все?

— Мало?

Она чуть-чуть раздвинула губы в улыбке и прошептала нежно:

— У вас еще не одна любовь впереди.

— Ну уж нет, — сказал я твердо. — Всякий раз сгорал в пепел, сердце рвалось на части, весь истекал кровью… Женюсь только по расчету, никаких фавориток, а для надобностей хватает и служанок, что приходят стелить постель.

Она поморщилась.

— Фи, как вульгарно. Неужели нет желания обладать чем-то более ценным?

Я предположил:

— Может быть, точнее заменить «более ценным» на «более вкусным»?

— Да, — согласилась она. — Да. Сочная ухоженная графиня всегда вкуснее грубой неотесанной крестьянки!

— Согласен, — сказал я.

— Ну так…

— Нет, — остановил я. — Нет. Тут дело вот в чем. Крестьянка — это кусок жилистого мяса, кое-как зажаренный на простой сковородке, а графиня — кусок сочной нежной мякоти, зажаренной умелым поваром, политой соусом, сдобренной травами, перчиком, приправленной вкусным гарниром… Согласны?

Она засмеялась.

— Абсолютно! Очень точно!

Я сказал мирно:

— Вот тут и намечается различие между мужчинами. Те, кто попроще, тянутся вкусно покушать, таких большинство. А короли, звездочеты, поэты, политики и странствующие рыцари — это те, кому все равно, что сожрут по дороге. Их взор направлен на линию горизонта, а сердца стучат в жажде дойти до края Земли. Потому они обычно избегают вкусной еды, за нее приходится платить дорого, как деньгами, так и временем, а еще вовлечением в какие-то дела…

Она чуть-чуть прикусила губку, я понял, что попал, меня обязательно постарались бы во что-то втянуть, но я орел, вовремя просек и отбрыкиваюсь заранее.

Я сделал себе кофе покрепче, все равно не до сна, а Розамунда взяла меч и расхаживала с ним по комнате, принимая героические позы. Я наблюдал с усмешкой, какой-то я урод, голая женщина с мечом в руке или любым другим оружием ну никак не кажется мне чем-то… ну не знаю, что другие в этом находят, но эти дуры постоянно вот так голыми берут меч или топор и начинают выпячивать разные части тела, уверенные, что это как бы весьма ого-го-го, а это не ого-го и даже не ого, а так, усмешечка в лучшем случае.

Наверное, тут ожидается контраст, дескать, женщина — существо слабое и беззащитное, а голая женщина… ее еще почему-то называют иногда обнаженной, так и вовсе слабейшая и ах-ах какая беззащитная, потому когда берет в передние лапки стальной меч, это должно как-то вот, на меня ну никак…

Не довольствуясь вышагиванием с мечом, она влезла в мою кольчугу, скованную гномами, ей как раз до середины ягодиц, а когда повернулась ко мне и ждала, как я оценю, я сказал, что да, ух ты, ого-го, это ж надо, да ты че, как здорово, ну ты молодец.

Обрадованная, надела еще и мои сапоги и так бродила по комнате, укрытая сверху и снизу, оставив широкую полосу в три ладони обнаженного тела.

Я снова сказал «ух ты», она стараясь, молодец, изощряется, женщинам вообще-то надо почаще говорить это «ух ты», тогда уверены, что их ценят и понимают, дуры.

— Как жаль, — сказала она наконец, — мой жених настаивает, чтобы я приехала для бракосочетания в его церкви. Родители уже приехали, ждут только меня…

— Когда планируете отбыть? — спросил я.

— Сегодня после обеда, — сообщила она. — Надеюсь, это не задержит надолго.

— Я тоже надеюсь, — сказал я и уточнил, чтобы не подумала ничего лишнего: — Не хотелось бы еще один турнир устраивать, чтобы королева все-таки сидела рядом.

Она посмотрела с укором, но пискнуть не осмелилась. Я поднялся, сделал еще чашку кофе.

Розамунда сказала торопливо:

— Все поняла! Бегу, бегу.

Она вылезла из моих сапог, как муравей из шахты, сняла кольчугу и, положив меч на место, тихо выскользнула за дверь.

Я выждал минуту, высунулся и, позвав Хрурта, сказал негромко:

— Отныне ко мне баб не пропускать! Ни-ко-го. Какими бы высокими соображениями это не подкреплялось. А барона Эйца сам вздрючу, чтобы никакой излишней заботы.