Ричард Длинные Руки – эрцгерцог

Я отвернулся, слушал, как собирает верхнюю часть кожаных доспехов и торопливо соединяет ремешками. Когда разрешила повернуться, левая половинка кожаного панциря сидит, как влитая, но правая, и без того пробитая стальной арбалетной стрелой, оттопыривается, потеряв ремешки. Сверху хорошо видна чистая белая грудь, не целованная солнцем, нежная, как у ребенка.

– Ну вот, – сказал я с энтузиазмом. – Лучше придумать трудно! Хорошо сидит.

Она посмотрела с подозрением на лице.

– Да?

– Точно, – с жаром подтвердил я. – Еще бы и вторую так же… В смысле, оттопырить.

Она наморщила нос.

– Сэр Ричард, вы же отныне герцог!

– Прости, – сказал я, – герцог – да, должен. И обязан. А еще ему надлежит. Ладно, продолжу герцоговинить. Ты все-таки вперед не лезь!

– Не хочется напоминать, – заявила она ядовито, – если бы не полезла, вашу светлость уже вороны бы клевали! Или местные жуки.

– Это еще бабка надвое сказала, – заявил я. – Может быть, пауки. А теперь вот ты клюешь. Живот не болит?

Она потрогала в том месте, куда стальной клинок проник на ширину ладони.

– Нет. Спасибо, сэр Ричард! Надеюсь, за это умение вас не слишком сильно будут тыкать вилами в аду. Чем-то очень уж вы угодили дьяволу, раз наделил вас таким даром.

Я кивнул, взял меч на изготовку и пошел крадучись, Тиларет Стойкий должен быть уже близко, чувствую.

Боудеррия двигалась сзади, легкая, как моя тень, но я видел по отражению в стене, как свободной рукой то и дело проверяет, в самом ли деле ни одного шрамика, не иллюзия ли…

Выступ каменной стены уплыл в сторону, за нею открылось пустое пространство, массивный стол, а на нем золотой поднос с кристаллом, размером с бычью голову. Шагах в трех под стеной пылится большое зеркало на трех ножках.

Боудеррия при виде кристалла ахнула, глаза засветились, как у кошки в темноте, увидевшей толстую жирную рыбу.

– Какое… чудо… Это алмаз? И сколько он может стоить?

– Драгоценность камня, – буркнул я, – зависит от массы заблуждений.

– Заблуждений?

– Не надо вводить в меня заблуждение, – посоветовал я. – И себя тоже. Заблуждения тоже следует менять.

Она прошептала зачарованно:

– Только не такие…

– Так ты, – сказал я с изумлением, – оказывается, женщина?

Она фыркнула, не отрывая взгляда от кристалла:

– А вы что думали?

– Большие сиськи еще не делают женщиной, – сказал я резонно. – Вообще не делают, если уж честно. Ладно, бери кристалл, поместишь в свою корону. Или в ожерелье на шее…

– И вы меня с ним толкнете в воду?

– Не обязательно в воду…

Я огляделся, придвинул золотой поднос с кристаллом на другой конец стола, подошел к зеркалу, смахнул пыль и паутину с поверхности. Боудеррия в недоумении смотрела, как я подвигал его, повернул, наконец в нем блеснуло солнце.

Яркий прямой луч ударил сквозь темную, так показалось, пещеру и вонзился в кристалл. Сверкающая радуга, немыслимо радостная и чистая, как в тот первый день, когда ее увидели люди, сойдя на берег с ковчега, рассыпала ликующий свет в пещере.

Боудеррия охнула. Я задержал дыхание и медленно-медленно поворачивал кристалл. Краски смещались, первыми ушли фиолетовые, синие и голубые, стали блекнуть зеленые, зато спектр желтый и оранжевый расширился, заиграл оттенками.

На стене появились тени, странные и размытые. Я терпеливо поворачивал кристалл, двигал по столу взад-вперед, наконец изображения стали четче и непонятнее. Те, нечеткие, можно было как-то трактовать, но вот эти… не лезут, никуда не лезут.

Боудеррия что-то горячечно говорила за моей спиной, я с таким напряжением всматривался, что в черепе начало потрескивать, словно распухающие мозги взламывают черепную коробку.

Похоже, кристалл хранит в себе некую информацию. Однако ощущение такое, что неведомые предки использовали для передачи, как и для приема, не только зрение и слух, как мы привыкли. Скорее всего, судя по странным провалам, он обращается и напрямую к мозгу, однако даже у меня нет тех чувств или устройств, что принимали бы то, что передает это устройство.

– Это… магия, – проговорила Боудеррия, она боязливо подошла и стала рядом. – Вы ею овладели, ваша светлость?

– Я против магии, – обронил я. – Я демократ и гуманист.

От кристалла узкий лучик света пал на стену. Я подошел, пощупал камень, гранит, надежно, с силой ударил кулаком. Хрустнуло, будто проломил скорлупу яйца. Каменная перегородка рассыпалась мелкой крошкой, в углублении сиротливо блеснул небольшой старинного вида ключик.

Боудеррия ахнула.

– Откуда вы знали?

– Не помню, – пробормотал я. – Может быть, это я его туда положил?

Ключик на ощупь холодный, очень тяжелый, куда тяжелее, чем если бы золотой. Я взвесил его на ладони, чувствуя, как напрягаются мышцы.

Раньше всегда с недоверием смотрел, как крохотный ключик, пролежавший где-то тысячи лет, может привести в действие стотонные плиты, что начинают отодвигаться, подниматься, в общем – убираются с дороги и открывают тайный проход, а то и вовсе огромный сказочный зал с Великими Сокровищами, оставленными фараонами. Никакие струны не смогут так долго быть натянутыми, никакие противовесы не удержат постоянно напирающую тяжесть…