Ричард Длинные Руки — фюрст

И пусть это не станет массовым явлением, но корабли уж постараюсь вооружить по полной мере. И не тем, которое есть, а которое могло бы быть. Корабли терять — удовольствие дорогое…

Ничего не придумав с ходу, как очень хотелось, я хлопнул в ладоши, тотчас появился сэр Жерар и молча склонил голову.

— Сэр Жерар, — сказал я, — отыщите и принесите фолианты из королевской библиотеки.

— Все?

— Зачем мне все?.. Вы что, читать мысли еще не научились? Тоже мне, царедворец! Господи, какие здесь все дикари… Мне нужны те, в которых описывается осадная техника и различные метательные устройства, привычно называемые нами баллистами, а то и вовсе катапультами, подразумевая и онагры, и «скорпионы», и требушеты, и эйнармы.

— Эй… — проговорил он, — чего?

— Эйнармы, — повторил я, — да не заморачивайтесь! Просто несите.

— Слушаюсь, ваша светлость.

Немного прибалдел, вижу по лицу, я кивнул ободряюще, он еще раз поклонился и торопливо вышел.

Я покосился на зарешеченное окно, там на подоконнике простой деревянный крест на массивной золотой подставке, дерево потемнело от времени, зато ярче видна игра драгоценных камней в оправе из благородного металла.

В прошлый раз вроде бы не было, мелькнула вялая мысль. Если король Кейдан успел увезти с собой драгоценности, то сейчас кто-то стаскивает во дворец подобное, и в первую очередь — в покои майордома, все еще не понимая, что это за странный титул — эрцгерцог.

Явился сэр Жерар не скоро, в руке лишь свернутый в трубочку листок, виновато развел руками.

— Ваша светлость…

— Сэр Жерар, — ответил я в нетерпении, — принесли?

— В королевской библиотеке лишь любовная лирика, — сообщил он. — Великое множество фривольных сочинений, не увидел бы их отец Дитрих, удар хватит, множество альковных историй… с иллюстрациями, весьма подробно и… гм…

— Правдоподобно?

— Точно, сэр! Вы как будто сами их все прочли!

— Не читаю, — отрезал я твердо. — Библиотека крупного государственного деятеля должна состоять совсем из другого рода литературы! Кейдан не был крупным.

Сэр Жерар заметил тихонько:

— Он вообще не был деятелем.

— Почему так думаете?

— Иначе дал бы вам отпор получше, — ответил он. — Сторонников у него в Геннегау больше, чем мы думаем.

— А это что у вас? — спросил я.

Он протянул листок.

— Это все, что нашел.

Я тупо смотрел на стих, написанный витиеватым почерком, потом заметил, что на полях небрежно нарисованы различные требушеты и катапульты. Гримаса истории в том, что Петрарка всю жизнь писал на латинском языке трактат об Африке, а на полях, балуясь, набрасывал стишки на простонародном итальянском в честь своей подружки Лауры. С тех пор помнят основоположника итальянской поэзии и эту Лауру, и почти никто на свете не слыхал о никому не нужном трактате.

На полях довольно умело нарисованы эти штуки, кто-то свое дело знал, но я всмотрелся и требушеты, катапульты и все виды тяжелых баллист отбросил сразу, хоть и с тяжелым сердцем. Попасть с качающегося корабля по другой качающейся штуке, что к тому же идет под парусом — задача непосильная для любого Архимеда, а я еще тот перипатетик.

Часть III

Глава 1

Обед я велел подать в свой кабинет, уверенный, что пожру быстро и в приятном одиночестве, одним глазом в карту, масляные губы можно о скатерть или о штору, если та на расстоянии протянутой руки, однако следом за подносом, на котором двое слуг внесли жареного лебедя с длинным ярким пером в толстой жопе, вошла сияющая леди Лилионна, присела в приветствии и тут же красиво и улыбчиво заняла кресло с другой стороны стола.

Я мэкнул в недоумении, но прикусил язык, а вдруг так надо по протоколу, а я из тех шибко умных, которые инструкций никогда не читают, а потом устраивают пожары. Слуги быстро уставили весь стол блюдами с жареным мясом, печеными и вареными яйцами мелких птиц, с тушками этих прожаренных малюток, карту аккуратно убрали и свернули в трубочку.

Леди Лилионна с прямой спиной и гордо-приветливым видом сидит в таком же, как и у меня, королевском кресле, что обеспечивает ей полную неуязвимость со спины, даже если в нее будут стрелять из башенного арбалета. Из такого сбивают драконов, но все равно стрела не пробьет толстую спинку, где внутри проложены три листа закаленной стали.

Я шумно потянул ноздрями, во рту сразу же начала скапливаться слюна, как у простолюдина, что недостойно крупного государственного деятеля.

— Сегодня же, — сказал я с подчеркнутым раздражением, — прикажу так вкусно не готовить!

Она широко распахнула невинные голубые глаза.

— Ваша светлость…

— Слишком вкусная еда, — объяснил я, — вредна для человека точно так же, как слишком пылкая и горячая любовь.

Она открыла и закрыла ротик, мило улыбнулась.

— Ваша милость шутит? Кто откажется от вкусной пищи? Вся суть любого пира в том…

Она озадаченно умолкла, сообразила, что перечит, а, судя по ее виду, это точно не входило в ее намерения.

— Лучшая приправа к пище, — сказал я твердо, — голод. Избыток пищи мешает тонкости такого изящного ума, как мой.