Ричард Длинные Руки — герцог

– Вообще-то я хомо сапиенс прямоходящий, – объяснил я. – А еще птица без перьев… но, думаю, тебе это уже не совсем интересно.

Она рухнула на пол, я услышал слабое:

– Тогда ты… тот самый…

Я навострил уши, всегда интересно, что там обо мне, но она дернулась и застыла, вытягиваясь во весь рост, почти красивая, если бы не змеиное туловище от пояса, как-то не люблю змей, лучше бы ящерица…

– Ну да, – сказал я, за победителем должно оставаться последнее слово, – я тот самый, ага…

Она молчала, уверенная, что последнее слово сказала все-таки она, раз уже не слышит, что там вякаю я, но все-таки последнее за мною, хотя какой-то оттенок незавершенности есть, есть.

Я осмотрел ее, на груди нечто вроде медальона на цепочке из белого металла. В ладони медальон показался тяжеловат для своего размера, я дернул с силой, но цепочка выдержала.

Озлившись, дернул сильнее, но только чуть не оторвал себе пальцы. Мелькнула мысль, раз уж непременно хочу взять этот трофей, то надо просто срезать голову, но рискнул повозиться с замочком, вскоре щелкнуло, как будто ждало прикосновения моих пальцев, тонкая цепочка выскользнула из зажима.

– То-то, – сказал я.

Глава 11

Над головой громко фыркнуло, но рассмотреть промелькнувшую тень я не успел, исчезла, оставив струю неприятного запаха. На всякий случай я держу наготове лук, меч выдернуть всегда успею, рукоять то и дело старается угодливо влезть в ладонь. Вещи, как верные собаки, стараются быть полезными.

Темные блестящие слизью скалы раздвинулись, я сделал еще несколько шагов, сжался, в животе стало тяжело и холодно. Дальше простор, а в глубине высится исполинская пирамида, кричаще красная, в этом мрачном темном мире я впервые увидел цвет, да еще такой яркий, вызывающий…

Пирамида блестит, словно высечена целиком из драгоценного камня. По размерам так эта побольше, чем Хеопсова, намного больше, и совсем новенькая, вон в ее сторону двигается огромная колонна каких-то существ…

Я присмотрелся, люди, если это люди, идут по пятеро в ряд, с боков на ездовых ящерах иногда проезжают стражи, раз уж в их руках длинные копья…

Голова закружилась от попыток рассмотреть поближе, пришлось присесть за грудой камней. При большом увеличении изображение начинает скакать так, что сразу же появляется головная боль.

Я смотрел, смотрел, и все больше холода и чувства отвращения заползало в сердце. Нечто подобное существовало и в моем мире. Когда Кортес ступил на южный материк, он был шокирован культом вампиризма и каннибализма в империи ацтеков. Тысячи и тысячи жертв постоянно умерщвлялись на вершине пирамид, после чего их мясо расчленялось тут же и раздавалось для пожирания всем собравшимся. Кровь лилась рекой, но ее тоже собирали для весьма прозаических целей.

Холод все сильнее проникал в мое тело, а отвращение вызвало легкий приступ тошноты. Вон там слева к пирамиде двигается еще колонна. Вершина широкая, плоская, там с десяток разделочных плит, все поставлено на поток: ни одного лишнего движения, расчленяют быстро и умело, внутренности складывают в тазы, тут же уносят и ставят взамен пустые. Тела расчленяют со знанием дела, разделяя по признакам и качеству мяса…

Кровь нарочито пускают широкими струями, это явно ритуальное, но одновременно и захватывающе красивое зрелище, когда огромнейшая пирамида купается в крови!

Внизу, правда, попадает в каменные желоба, дальше уходит в подземные резервуары.

– Прагматики, – сказал я с отвращением. – Похороны – бесцельная трата самого вкусного на свете мяса!.. Похоже, животных вообще не разводят. Или для самых бедных…

Стало чуть легче, когда понял, что расчленяют не только людей, но и уже совсем переродившихся или начинающих перерождаться: у многих толстые хвосты, как у ящеров, у других вытянутые вперед головы, будто крокодилы на задних лапах, почти у всех деформированные фигуры…

Нет, у нас было хуже: ацтеки расчленяли все-таки людей, соотечественников, даже не пленных… Нет, никакие иноземные твари не переплюнут в жестокой изощренности человека! Нам есть чем гордиться.

Я отступил, огляделся. К пирамиде идти глупо, не буду же спасать этих уродов, пусть пожирают сами себя, не жалко. А вот местный бы центр, дворец, храм…

Слева выступает из темного клубящегося тумана высокая каменная стена, блестящая то ли от росы, то ли от слизи. Пробежать придется через открытое и очень ярко освещенное пространство. Обязательно заметят, а мне бы лучше, чтоб как можно позже…

Хорошо, мелькнула мысль, что не смог взять своих зверей. Я человек, мне и ползком не стыдно, а они – звери гордыя…

Хотя, если честно, все-таки стыдно, что все-таки пытался взять в этот страшный мир. Так одиноко здесь и пронизывающе жутко, что как-то забываешь, что у них тоже есть свои маленькие права.

Войдя в личину исчезника, я пробежал как можно тише, стараясь, чтобы под ногами не хрустело, а шпоры не задевали камешки.