Дверь дрогнула, я поспешно вернулся к обычному обыденному зрению. В щели блеснуло острое жало меча, створка отодвинулась шире, я потихоньку вдвинулся, стараясь не делать лишних движений. Рука тут же бесшумно захлопнула дверь. Даже заглушив запаховое зрение, я едва не задохнулся от смрада в этой тесной комнатушке.
Глава 6
Раймон, весь забинтованный, засохшая кровь испятнала тряпки, изможденный и худой, смотрит недоверчиво, за его спиной прячется маленький Родриго, смешной и нелепый в пышном костюмчике маленького господина. На единственной лавке лежит, закрыв глаза, Винченц. Я думал, что он убит, но при моем приближении приоткрыл глаз.
— Раймон… — прошептал он, — убей его… убей, пока не поздно…
Я вытащил флягу, передал Раймону.
— Пей. Только не все сразу.
Вторую флягу дал мальчику, он принял ее с достоинством, я догадался, что ему отдавали всю воду, пока не кончилась, если, конечно, была. Наверное, была, он не выглядит таким уж изможденным. Впрочем, он единственный, кто не изнемогает от ран.
Раймон шагнул к Винченцу с флягой, я сказал грубо:
— Он же подыхает. Оставь, побереги воду.
Раймон ответил с укором:
— Дик, как ты можешь?
— А что, могу.
— Это нехорошо! Это не по… — он запнулся. Выговорил с трудом: — Не по-христиански!
— А что, — спросил я с раздражением, — я похож на кумранина?.. Я — современный христианин. Апгрейденный. Мне если кто по правой щеке, так я тому челюсть выбью, ноги переломаю, кишки выпущу, а потом еще и еретиком объявлю… чтоб на могилку плевали.
На синюшных губах Винченца словно бы проступила слабая улыбка, похожая на невеселый оскал.
— Ты… — прошептал он, — не тот… за кого выдаешь…
— А тебе это важно? — ответил я грубо.
Он закрыл глаза.
— Нет, — прошептал он, — мне уже ничего не важно… Если сможешь, позаботься о мальчике…
— Сдыхай, скотина, — ответил я. Повернулся к Раймону: — А ты стой неподвижно. А еще лучше — сядь.
— Зачем? — спросил он непонимающе.
— Сесть! — велел я голосом феодала, и он плюхнулся задом на ноги Винченца с готовностью вышколенного пса. — Не двигайся… Здорово тебя отделали…
Он дернулся чуть, когда я возложил на него ладони. Холод прокатился по моему телу, однако сердце застучало тут же чаще, теплая кровь пошла на периферию, а Раймон вздрогнул сильнее, прислушался к себе, неверяще пощупал руки, плечо.
— Ты… ты что, великий лекарь?
— Сей тайны тебе знать еще рано, — ответил я сурово. — Зело мал умом и невелик ростом. Не по рылу, в общем. Там, внизу, полагают, что вас здесь десяток. А ты один, и то весь дохлый!
— Еще Винченц, — ответил Раймон. Он ощупывал себя, осторожно прикасаясь к местам, замотанным окровавленными тряпками, заранее морщился, но глаза распахивались все шире и шире. — Ты помочь ему можешь?
— Его уже черти в аду ждут, — ответил я. — С вилами наготове. И смолу кипятят в самом большом котле!
Раймон быстро оглянулся на Винченца.
— Дик, он умирает!
— От проникающей простуды грудной клетки, — ответил я голосом профессионального медика. — И еще у него в боку засел наконечник… Да, все проходит… Но кое-что застревает. А он что, не знал, что когда берешься за меч, то другие могут взять копья?
Винченц проговорил с огромным усилием:
— Не доверяй ему, Раймон… А вдруг вода отравлена?
Раймон вздрогнул, побледнел. Я сказал ему зло:
— Ты совсем дурак? Дай, отопью половину!
— Он мог принять противоядие, — донесся затихающий голос Винченца. — Не верь…
Родриго смотрел на меня распахнутыми глазами. Раймон начал сдирать с себя повязки, ахнул, обнаружив под ними на месте ран багровые рубцы.
— Но зачем, — спросил он непонимающе, — тогда было лечить? Он же по-настоящему вылечил, а не просто унял боль!.. У меня все заросло, как будто меня месяц лечили!
Я насторожился, поднес палец к губам. На лестнице слышались осторожные шаги. Раймон начал прислушиваться, я сказал ему резко:
— Отойди к той стене. Стань в угол и защищай Родриго.
— А ты?
— Сам увидишь, — ответил я. — Доверяй мне, дурак. Только отдай свой меч, а то уронишь на ногу.
Он поколебался, смерил меня недоверчивым взглядом, потом скосил глазом на грудь, где вздувается багровая полоска на месте глубокой раны, взял Родриго за плечо, отвел в угол и, загородив его всем телом, выставил перед собой топор. Держал он его как кухарка веретено, я перехватил безнадежный взгляд Винченца, что, даже умирая, силился встать и встретить врага лицом к лицу.
Шаги на лестнице хоть и осторожные, но больно тяжелые. Я потянул носом, сосредоточился, в странном причудливом мире запахов по ту сторону двери трое несут деревянную колоду, еще двое следуют сзади с обнаженными мечами. Полноценное бревно тарана не встащишь по крутой и очень извилистой лестнице, колода и то царапает за стены. Даже ею не ударишь как следует снизу вверх…
— Трое прут таран, — сказал я шепотом, — за ними всего двое. Замрите и не вмешивайтесь… уроды.