Ричард Длинные Руки — грандпринц

— Ладно, того дурака пока вешать не будем. Может быть, исправится как-нибудь со временем… хотя я в такое не верю.

— И мы не верим, — заверил он преданно, — хотя что тут поделаешь? Пошли следом, надо идти и за таким.

Мидль, видя, что грозу пронесло, приблизился и сказал как можно более мирно:

— Уже так далеко забрели, что обратно сами и дорогу не найдем.

— Тогда сидите здесь всю зиму, — сказал я раздраженно, — а к весне я вернусь и всех выведу! Да не на чистую воду, не тряситесь, а как тот косноязычный из Египта в обетованные земли… ну, где-нить в океане найду для вас.

— Если не утонем, — уточнил Мидль.

— Не утонем, — заверил Альбрехт, — с его высочеством еще и рыбы наловим!

Я улыбнулся широко и победно, теперь это моя вторая, нет, даже первая натура, обязан источать бодрость и уверенность, тоже в какой-то мере олицетворение нашей общности завоевателей, быстрым шагом пересек зал с кланяющимся людом и бодро взбежал по лестнице.

На третьем этаже начал было поворачивать налево, но краем глаза увидел в конце коридора справа целый девишник, яркий и красочный, подумал, что тоже меня заметили, неловко, если повернусь и пойду к себе, неучтиво даже, а это больше, чем неловкость, потому повернулся, сделал радостное лицо и воскликнул, направляясь к ним:

— Как прекрасен этот мир, посмотри!

Аскланделла сказала подозрительно, но с улыбкой:

— Почти песня, ваше высочество. А уж в песнях я вас как-то не могу представить.

— Да уж в песнях, — согласился я, — я такой же, как и в танцах. По мне стадо медведей потопталось…

Я приблизился, согнулся в поклоне и поцеловал ей руку, почему-то с удовольствием, сам не понял, но это оказалось в самом деле приятно, будто до этого целовал руку ее строгой бабушке.

Она бросила взгляд на смиренно присевших фрейлин, повела бровью, и они все трое, делая мне глазки, даже робкая Хайдилла, поспешно, хоть и с неохотой, втянулись в уже распахнутые двери комнаты.

Аскланделла обратила на меня благосклонный взгляд строгих ясных глаз.

— Ваше высочество?..

— Аскланделла, — сказал я, — простите, вы вроде бы разрешили мне так обращаться к вам, когда мы наедине, хотя даже не решусь предположить, почему вам разрешено… а ведь разрешено?., оставаться наедине с особями… особами иного как бы пола…

Она кивнула царственно.

— Да, я помню, вы — Ричард, я — Аскланделла. А вы что, уже забыли? Ну да, у вас мужская память. А разрешено… что значит, разрешено? Сэр Ричард, императорская дочь — вне подозрений и слухов. И это не слова… Странно, что вы этого не знаете.

— Аскланделла, — сказал я, — раз уж нам приходится ладить…

— Все просто, — сказала она, — у нас в империи знают, что всякий, посягнувший на дочь императора, моментально умрет жестокой смертью. Потому можете пригласить меня в свою комнату. Это не вызовет слухов, да и я не устрашусь войти.

Я пробормотал:

— А с виду вы не такая уж и ужасная… Да-да, нам лучше пройти ко мне, а то у вас эти три счастливые птички. Не надоели?

— Пусть чирикают, — ответила она невыносимо серьезно. — Ведь слушать необязательно?.. Я не знаю, что за магию накладывали на меня в колыбели, но мужчинам с их мужскими мыслями ко мне лучше не приближаться.

Я осторожно взял ее под локоток и со всеми знаками уважения и крайней почтительности повел на левую половину, где выделены мне и моим ближайшим соратникам покои.

Часовые не двигаются, берут пример с вышколенных сакрантцев, хотя глазные яблоки поворачиваются в пещерах почти до скрипа, стараясь не упустить ни движения..

— Прецеденты были? — спросил я.

Она покачала головой.

— В империи о заклятии знают все, а здесь я была окружена еще и всеобщим почтением.

— Тогда, — сказал я в задумчивости, — может быть, это все брехня?

Слуги распахнули перед нами обе половинки двери, я бережно перевел Аскланделлу через порог, в комнате только дрыхнущий Бобик, что даже не приподнял голову.

Аскланделла покосилась в мою сторону и сказала очень строго:

— Сэр Ричард, вам лучше не проверять.

— Не стану, — заверил я. — А то вдруг в самом деле окажется брехней.

Двери за спиной захлопнулись, но если я и стал вести себя свободнее, Аскланделла осталась такой же выпрямленной и строгой.

— Странные у вас шуточки, — произнесла она с осуждением. — Я бы даже сказала… недостаточно почтительные.

— Дык я ж варвар, — ответил я и утер нос рукавом, — варварам все можно… кроме того, конечно, что нельзя. Но мы, варвары, не понимаем слова «низзя», потому нам можно все и даже больше… Прошу вас в это кресло. Оно самое удобное, проверено.

Она позволила себя усадить, но и оттуда поглядывала с прежней надменностью. Бобик наконец поднялся, широко и с таким могучим подвыванием зевнул, что за окном испуганно взвизгнули собаки, подошел и с ходу бухнулся на пол между нами, придавив Аскланделле край платья.

— Что варвар, — голос ее прозвучал сухо и без признаков тепла, — это заметно не только мне.

— Кстати, — сказал я, — как сэр Дональд?..