Ричард Длинные Руки – конунг

Я подумал, что чего-то недопонимаю: у них же эти монеты постоянно переходят туды-сюды, никто ничего не теряет на самом деле, чего такие кислые?

Под гром аплодисментов сэр Айсторн поехал вдоль ограды, везде ему кричали «ура», а когда завершил круг почета, я принял из рук сэра Жерара золотую корону, украшенную бриллиантами, и когда победитель остановился внизу, я поднял руки над головой, демонстрируя корону.

Снова ликующие вопли, гром аплодисментов, сэр Айсторн медленно наклонил копье, острие легло на барьер прямо передо мной. Я смотрел в его молодое и подернутое усталостью лицо, мелькнула шальная мысль, а нет ли у него желания сделать резкое движение рукой вперед, чтобы копье с хрустом пробило мне грудь, а стальной конец рассек сердце…

Принужденно улыбаясь, я нацепил корону на кончик копья, он поклонился и так поехал дальше вдоль рядов, где женщины обещающе улыбаются, строят глазки, хихикают, смотрят кто с нежностью, кто с деланым равнодушием, кто вообще напускает на себя неприступный вид.

Самые признанные красавицы, о которых идет слава по всему Сен-Мари, дочери могущественнейших лордов, поглядывают друг на друга ревниво, сэр Айсторн едет все медленнее, я просто вижу, как он вдруг осознал, что, выбирая одну, тем самым обрекает себя на злословие со стороны всех остальных. Это вот последний миг в его жизни, когда все эти красавицы к нему относятся с любовью и нежностью, заглядывают в глаза и страстно хотят понравиться.

Он остановил коня вблизи от нас, слева от меня блистательная леди Розамунда, а дальше тот единственный вид цветника, на который так любят глазеть мужчины. На самом конце та скромница, которую он просил повязать на кончик его копья ленту.

Сейчас ей подруги что-то нашептывают в оба уха, та смущается, краснеет и наклоняет голову, а когда граф Олдвудский снова тронул коня, они оба продвинулись еще на несколько шагов и остановились прямо перед повязавшей ему ленту. Девушки застыли, как лягушата перед огромной страшной змеей, вытянули шеи и смотрят расширенными глазами.

Я покосился на блистательную Розамунду, она, как гордый лебедь среди серых уток, держится с королевским достоинством и смотрит на юного графа с приветливым безразличием.

Он медленно опустил копье. Затупленный за время боев кончик лег на барьер перед золотоволосой скромницей.

– Леди Хорнегильда, – произнес он громко, – прошу принять эту корону королевы турнира! Я, лорд Айсторн из Олдвуда, считал всегда и считаю ныне, что вы самая прекрасная из всех женщин, что создал Господь нам на радость и счастье!

Лица остальных женщин на минутку застыли, потом все начали принужденно улыбаться, заговорили между собой, зато простой народ, для которого все знатные женщины одинаковы, разразился ликующими воплями.

Сэр Растер сказал с сомнением:

– Эту я не знаю…

– Наверное, – предположил Альбрехт, – подруга детских игр.

– Хороший рыцарь, – сказал Арчибальд с одобрением. – Не стал подлащиваться к знатным семействам.

– И заслужил неудовольствие всех женщин.

Альбрехт возразил:

– Неудовольствия было бы больше, выбери он одну из наиболее знатных. А так сойдутся во мнении, что сэр Айсторн дурак и ничего не понимает.

Сэр Растер закряхтел, устраивая ушибленное тело в кресле, сказал задумчиво:

– Мне кажется, нашему сюзерену пора что-то делать.

– Что? – спросил я.

– Провести даму к ее месту, – пояснил он. – Как хорошо, что они сами никуда не ходят!

– Сплюньте, – посоветовал я. – Впрочем, если бы помогло, сам бы все заплевал.

– Какой вы пессимист! – упрекнул Альбрехт. – Разве можно все видеть в черном свете?

Зрители наблюдали, как я поднялся и, обойдя наши кресла, перешел на ту часть, которую дамы облюбовали под свою неприступную позицию. Никто не поднялся мне навстречу, не принято, я остановился перед леди Хорнегильдой.

Золотые волосы так плотно убраны под целомудренный платок, что взору открыто только милое светлое личико. А на нем такие странные глаза, что я ощутил оторопь. Настолько светлые, что уже и не голубые или серые, а почти белые, в середине остро и пронизывающе горят черные зрачки, крохотные, как маковые зерна. Что-то предельно арийское, холодное и расчетливое в неженском взгляде, и хотя понимаю, нельзя по внешности судить о человеке, но судим же…

Ее подруги смотрят на меня хитрыми блестящими глазами, вот так в стае они все ужасно отважные, толкают Хорнегильду в бока с обеих сторон, а леди Розамунда широко улыбается, хотя вряд ли кто из всей массы верит в искренность ее улыбки.

Леди Хорнегильда поднялась и присела в низком поклоне.

– Ваша светлость…

– Леди Хорнегильда, – ответил я.

Она выпрямилась по шевелению моих пальцев, взгляд прям, но не бесхитростно… хотя и хитрости нет, но не спит странное чувство, что женщина с такими глазами не может быть простой хохотушкой и пустоголовой красоткой.

– Теперь наши кресла стоят рядом, – сказал я, – но надеюсь, не подеремся, леди Хорнегильда.

Ее губы дрогнули в улыбке.

– Я мирный человек, ваша светлость.

– Я тоже, – сказал я. – Все время думаю, как бы еще кого умиротворить.