— Может быть... ночь будет лучше?
Она скривила губы, голос прозвучал так, словно сперва сотню миль пронесся с северным ветром над вершинами северных гор:
— Говорят, вы спите, как бревно.
— Враки, — возразил я. — Вы проверьте, проверьте!
— Только об этом и мечтаю, — фыркнула она.
— Тем более, — сказал я горделиво и красиво выпрямился, уперев кулак в бок и подав одно плечо вперед. — Я совсем не против, чтобы ваша мечта осуществилась.
Она закатила глаза, на личике отразилось такое отвращение, что я ощутил во рту привкус свежевыжатого лимона.
— Вы просто несносны, — сообщила она. — И отвратительны. Я понимаю, служанки не могут отказаться...
— Почему? — спросил я с интересом. — Могут.
— Но вы им платите, а для них это большие деньги...
— Плачу, — согласился я. — Зато никому ничего не должен! Расплатился — и все. Это же здорово, когда с женщиной удается расплатиться всего лишь деньгами!
Она прищурилась.
— А чем же платят еще? Я покачал головой.
— Леди, что за наивный вопрос? Как там в балладе: «...дурак растранжирил деньги, веру и честь, но леди вдвое могла бы съесть, но дурак на то он дурак и есть...», так вот я не совсем дурак и предпочитаю не ставить на кон честь и прочие фамильные ценности...
В ее глазах плясали опасные искорки, щеки побледнели.
— Сэр Светлый, мне все чаще кажется, что вы просто мерзавец. Очень холодный, расчетливый мерзавец!
Она резко повернулась и ушла, но я все же успел заметить блеснувшую слезинку в уголке ее глаза.
Эхо каблучков давно затихло, но я продолжал стоять, чувствуя горечь и ядовитый стыд. Холодный, расчетливый мерзавец... Хуже всего, что и сам все чаще чувствую себя им. И хотя мои моральные устои допускают весьма широкое толкование любого понятия и мерзавец у нас давно не мерзавец, как сволочь не сволочь, предатель не предатель, а демократ так и вовсе почти не ругательство, но все равно по-старинному чувствую себя говном, и хотя мои познания говорят, что говно из тех же атомов, что и розы, однако познания — одно, ощущения—другое...
Саксон повернулся, заслышав мои шаги, я ощутил внимательный ощупывающий взгляд.
— Что-то случилось, сэр Светлый?
— Да не особенно...
— А то лицо у вас. Не все нравится?
— Нравится, — ответил я со вздохом. — Даже слишком. Но пора ехать дальше. Думаю, завтра с утра и выеду. Конь и собачка уже отдохнули.
Его взгляд не оставлял моего лица, голос прозвучал чуть тише:
— А леди Беатриса... как отнеслась?
— К моему отъезду? А зачем ей сообщать? В ее замок постоянно приезжают рыцари, так же постоянно уезжают.
Он помедлил, проговорил с колебанием в голосе:
— Не знаю. Мне казалось, вам стоило бы сообщить о своем отъезде. О предстоящем отъезде. После того как вы вернулись с той злосчастной охоты, леди Беатриса вас... выделяет.
Мне показалось, что он хотел сказать что-то другое, но лицо начальника дворцовой стражи оставалось строгим и неподвижным.
— Да, — согласился я. — Сейчас вот она назвала меня холодным и расчетливым мерзавцем. Хуже то, что она не промахнулась! Я любуюсь собой, а сам как-то незаметненько стал этим самым... ну, чем она сказала. Только что чувствовал себя героем на белом коне, а потом вдруг бац — говно на черном! Но самое обидное, что попала точно. Я в самом деле как-то незаметненько, охраняя себя любимого, из белого стал серым, а из независимой личности... мелким человечком. Собственно говном.
Он слушал молча, взглянул пару раз исподлобья.
— Сэр Светлый... Вы сейчас совсем другой человек. Но вы уверены, что, уехав, перестанете быть тем... кем вы себя назвали?
— Надеюсь.
— Значит, это связано с леди Беатрисой.
— Саксон, ты слишком проницателен для начальника дворцовой стражи.
— Спасибо, сэр. Я лично прослежу, чтобы вам собрали в дорогу все припасы, положили лучшее одеяло.
— Надеюсь, — сказал я с горечью, — она будет счастлива с виконтом... Как же, молодой и красивый, домосед, любит кошек, воевать не любит...
Саксон нахмурился.
— Виконт? — повторил он задумчиво, лицо окаменело. — Он не так прост, как кажется. И каким старается себя представить. Силачом, правда, не выглядит, но участвовал почти во всех сражениях, что были в наших краях. Он сражался и на стороне тех, кто побеждал, и на стороне тех, кто терпел поражения... но никогда не бывал пленен и даже в самых жестоких боях отделывался легкими ранами.
Я пробормотал настороженно:
— Это как? Или у него какое-то странное умение?
— Ну, правда это или нет, — ответил он, — но, когда герцог Гугелай полностью окружил войско барона Тезера, а потом истребил, виконта не нашли ни среди убитых, ни среди попавших в плен. И точно так же при Клемансо, когда отряд барона Утрехта попал в засаду. Погибли все, но ехавший с ними виконт ухитрился ускользнуть. Люди Утрехта клянутся, что виконт превратился в вихрь и пропал. Барон был в бешенстве, не поверил, но, знаете ли, столько раз виконт ускользал из ловушек, что... гм... Я развел руками.
— Что ж, я не удивляюсь, что он старается помалкивать о своем... умении. Пользоваться пользуется, но... помалкивает. Так ты не забудь про завтрашнее утро.
— Вам приготовят все лучшее в дорогу, — заверил он.