Ричард Длинные Руки — ландлорд

— Вам решать, Ваше Величество. С другой стороны, конечно, если смотреть ширше, то такая дворянская вольница играет прогрессивную роль... В смысле, ограничивает самодурство королей. Не дает превратиться в восточного деспота. Это я вам говорю как антрополог. Но в данном случае я, государственник, предпочел бы, чтобы ваша власть была крепче, а оппозиция — подавлена. Вот такие несовременные противоречия между долгом и чуйством. Все-таки я временами от обезьяны, что делать. А иногда так и вовсе стыдно сказать от кого...

Он не слушал, встал и, заложив руки за спину, с рассеянным видом прохаживался по комнате.

— Так что же делать... что делать...

— Если уж решите вешать, — сказал я ядовито, — пригласите из монастыря ребят, чтобы... э-э... причастили и отпели. Лишний повод помириться с церковью. И сблизиться.

Он буркнул:

— Какое это сближение? Они меня возненавидят еще больше!.. Не знаю уж, чем вы им угодили. Впрочем...

На его лице проступило новое выражение, взгляд пошел вдаль сквозь каменную стену.

— Вот-вот, — сказал я едко, — мысля пришла, так?.. Настоящий король должен из всего извлекать пользу. Даже из того, что само всплывает.

Он перевел на меня отсутствующий взор.

— Гм...

Я смотрел, как он круто повернулся и вышел. В коридоре дружно ударили рукоятями копий в пол, донесся успокаивающий голос Барбароссы, и все стихло.

Через зарешеченное окно я видел, как ночью при свете факелов бригада плотников быстро и споро поставила посреди двора деревянный помост. Ступеньки покрыли красным полотном и приколотили гвоздиками, но их всего три, так что полотно дальше игриво треплет ветерок. На телеге привезли длинное бревно и кучу толстых досок, стучали топорами, пилили и подтесывали, приколачивали, а когда подняли это сооружение, я зло выругался: посреди помоста во всей красе поднимается виселица!

С одной-единственной петлей. И хотя у короля в темнице хватает преступников, но можно не сомневаться, кому эту петлю наденут на шею.

Спать я не лег, во сне теперь нуждаюсь мало, просто лежал и перебирал по камешкам всю жизнь, вяло выясняя, где творил добро, где зло, где просто потакал своим инстинктам, а там на какую чашу весов упадет. Потом сообразил, что никакого перебирания не получается, а больше ломаю голову над тем, что же задумал Барбаросса. При всей упрощенности его натуры все же дикарская хитрость присутствует в каждой задумке. Да и коварства не занимать, одно только в плюс: действительно, не о себе думает, а как сделать, чтобы в его стране наступил мир и покой, дороги освободились от разбойников, а крестьяне чтоб богатели... с бедных много шерсти не настрижешь.

Ничего не придумав, под утро заснул, привычка ночью спать взяла свое, а утром проснулся от голосов за дверью, звона доспехов и оружия. В окно со двора донесся звонкий цокот подков по мощенному булыжником двору, потянуло дымком и привычным запахом конского навоза.

Раздался стук в дверь, и сразу же, не дожидаясь ответа, вошли двое слуг с большими подносами в руках, в дверной проем заглядывали стражи.

— Ваша милость, — сказал один слуга несмело, — завтрак изволите...

— Выгружай на стол, — разрешил я.

Пока они торопливо переставляли блюда на середину стола, я оделся, выглянул в окно. Виселица возвышается громадная, на ней хоть слона вешай. Ступени помоста и дорожка убраны кумачом, то ли знатного якобинца будут вешать, то ли самого железного Феликса.

Дверь тихонько захлопнулась, я вернулся к столу, в голове гудят и роятся, как голодные пчелы, суматошные мысли, стукаются в череп и друг о друга, но так и не высекают нужную искру понимания. На пяти тарелках деликатесы: приговоренному к смерти всегда почему-то дают нажраться, то ли готовят в дальний путь через пустыню, то ли дразнят напоследок: мол, не надо было преступничать, вишь, чего лишаешься!

Когда в коридоре зазвучали тяжелые шаги, у меня все еще оставалась надежда, что виселицу приготовили не для меня. Все-таки это чересчур. Как бы много Барбаросса ни выиграл во мнении феодалов, от которых зависит, но потеряет уважение воинства рангом ниже, эти как раз на моей стороне.

Дверь распахнулась.

— Сэр Ричард!

Я поднялся, в коридоре сэр Стефан, за его спиной не меньше десятка закованных в доспехи крупных мужчин. Пахнет напряжением и страхом. На лице Стефана отчаяние, он побледнел и смотрит на меня умоляюще. Когда я потянулся к молоту, в глазах молодого рыцаря появилось облегчение, знает, что одного броска достаточно, чтобы очистить коридор, а все это воинство будут отскребать от стен, но я повесил молот на пояс, подумал было взять и меч, но это чересчур, кто же идет на казнь, опоясавшись мечом, сделал шаг на середину комнаты.

— Да, сэр Стефэн?

Он почти прошептал:

— Сэр Ричард... Его Величество и весь двор уже собрались. Ждут только вас.

Я усмехнулся.

— С моей стороны было бы невежливо заставлять Его Величество ждать... а если там еще и дамы...

— Да, — подтвердил он убитым голосом, — там и дамы.

— Что вы пригорюнились, сэр Стефан, — сказал я мужественно, — дамы тоже люди... ну, почти. Как упустить такое зрелище?

Он сказал хмуро: