Лица обоих выражали несогласие, не дело верховного главнокомандующего лично проверять караулы, но уж ладно, если человеку не спится… смолчали, и я тихонько выскользнул из палатки, моментально войдя в личину незримника. Даже им не стоит рассказывать, что у меня вызревает в уме. Вообще-то ничего умного не вызрело, напротив, раз уж получалось незаметно пробираться в замки виконта Риена и графа Арлинга, то и здесь бы попробовать, хотя и помню пословицу: повадился кувшин по воду ходить – там ему и голову сломить…
Глава 10
Тревожное ощущение растет еще от того, что никак не чувствую в крепости приготовлений к жизни в условиях долгой и тягостной осады. Напротив, десятки признаков указывают на то, что граф как будто уверен, что осаду скоро снимем. И вовсе не потому, что сами устыдимся, а именно нечто нас заставит.
Ночь опустилась темная и непроглядная, тьма соединила небо и землю. Сплошная чернота, только иногда пролетит какой светлячок, да в небе изредка замечается очень слабый просвет в тучах.
Вся охрана крепости, как обычно в таких случаях, расположена по периметру, чтобы вовремя сигнализировать о попытках штурма. Потому обычно достаточно миновать ее, чтобы очутиться в сравнительно безопасном месте. Я постоянно оглядывался, готовый дать деру, если на меня обратит внимание хоть кто-то, пальцы дрожат на болтерах. На этот раз, даже удирая, буду сметать стальным огнем все, что мелькнет на дороге.
Подолгу выжидая, затаиваясь на долгие часы, я упорно сперва подбирался к стене, потом вскарабкивался, наконец пробирался в крепость, но хотя вроде бы совершаю чудеса маскировки и ловкости, остается неприятное ощущение, будто мне дали пробраться в крепость нарочито. Во-первых, все-таки пробрался, во-вторых, граф Ришар мог знать от Арлинга, что я побывал в его замке, хотя Арлинг тоже сперва был уверен, что муха не пролетит мимо стражи незамеченной, а граф Ришар – это не те вороны, это противник матерый.
Попытаться проникнуть еще и в донжон – самоубийство, окна перекрыты металлическими решетками, а дверь всего одна. Наверняка под тайным наблюдением не только стражей, но и мага, тот увидит незримника так же просто, как и любого другого.
Я дергался, как на раскаленной сковородке: и печет, и уйти нельзя. Короткая летняя ночь сменилась бледным рассветом, чересчур быстро из-за горизонта выпрыгнуло солнце и, как резвая божья коровка, побежало быстро-быстро вверх по небосводу. Двери донжона начали все чаще распахиваться, выпуская рыцарей, слуг, челядь, пажей и оруженосцев, прачек и посудомоек.
Я отчаялся, издергался, начал думать о возвращении, наконец словно солнце взошло в темном царстве: появилась Лоралея – в скромном платье, волосы убраны под длинный платок, что падает на прямую спину до пояса, в руках ведерко и конский скребок.
Пройдя через двор, она свернула в сторону конюшен. Дорога ведет между двумя рядами деревьев, пышные зеленые кроны, толстые стволы. Я едва не бросился следом, самое удачное время подойти, пока нет посторонних, ну дурак, еще временами, знаю, однако, к счастью, не круглый, так что удержал себя железной рукой гроссграфа – отца народа: остро кольнуло нечто неприятное, тревожное, перевел дыхание и начал всматриваться.
Лоралея идет по аллее в самом деле одна. Даже служанки не следуют хвостом, лицо счастливое, глаза сияют, однако вон там шевельнулись ветви, вон там взлетели испуганные птицы и недовольно попискивают, рассевшись на ветках выше. Можно даже определить по направлению их клювиков, в каком месте затаился некто.
Молодец Ришар, мелькнуло злобно-восхищенное. На живца ловить – класс выше, чем пробовать наугад загребать широкой сетью. Но я та щука, что в простейшие ловушки не попадается. Хотя да, еще бы немного…
Лоралея вошла, как и направлялась, в конюшню, дверь за собой закрыла. Щелчка засова я не услышал, да и глупо было бы запираться, это ж приглашение, вольное или невольное, Лоралея может и не знать, что обвешана незримыми соглядатаями.
Я начал долго и мучительно пробираться в сторону конюшни, то и дело переходя на тепловое зрение и запаховое. Засек троих, что могли бы перехватить меня по дороге, еще дольше искал пути отхода и обхода, ползал по отвесным стенам и пробирался, как нашкодивший кот, за кустами, позор какой, что женщины с нами делают, наконец почти уткнулся лицом в заднюю стену конюшни.
Доносится мощный запах конских каштанов, свежего сена, даже улавливаю аромат отборного ячменя, но стены из толстого камня… наконец сообразил, что запахи опускаются сверху, забрался на крышу, а там с облегчением понял, что если осторожно разобрать черепицу, а затем как-то удалить доски…. еще не знаю, как, то можно и проникнуть вовнутрь…
Пластинки обожженной глины я снимал, как ювелир, чтоб ни треснула, ни щелкнула. Оголились доски, я обнаружил щель, куда можно просунуть палец, прильнул к ней глазом.
Сверху видно участок с пятью стойлами, кони в них великолепные: огромные, с сухими мускулистыми телами, без капли жира, беспокойно горячие.