– Совершенно верно, – согласился я. – Потому немедленно увозите чертежи и в первый же день собирайте плотников, кузнецов, оружейников… Я вам объясню, да и вы и сами сообразите, какие детали лучше делают оружейники, а не простые кузнецы. Надеюсь, наладите работу быстро. Отец Ульфилла, а вот мне уже сейчас нужны грамотные монахи. Много! Я вам чертежи печатного станка, а вы мне грамотных монахов, послушников и всех, кто научится у вас там читать– писать….
Он бросил на меня злой взгляд исподлобья.
– Грамотные везде нужны.
– Я за них буду платить, – сообщил я.
Он спросил прямо:
– Сколько?
– За каждого присланного мне грамотного, – уточнил я, – буду платить так, чтобы вы могли на эти деньги обучить еще троих. Очень выгодная сделка.
Он оглянулся на темный вход в типографию. Оттуда доносится непрекращающийся скрип колеса и чмоканье сдавливающего бумагу пресса.
– А зачем вам грамотные? Сатане тоже нужны грамотные!
– Грамотные всем нужны, – согласился я. – Как вам моя типография?
Он поморщился.
– Да, – ответил он нехотя, – хороша. И святые книги выпускает… Но этим людям, а я с ними поговорил ночью, все равно, какие листки печатать. Они и во славу Сатаны сделают оттиски, если заплатить больше.
Я развел руками. Невежественный и неученый, однако чутья и знания людских слабостей у него выше крыши. Даже отец Дитрих как-то не подумал, что на таком станке так же легко печатать и антирелигиозную литературу.
– У нас все под контролем, – сообщил я.
– А кто контролирует контролера? – спросил он и посмотрел на меня пронизывающе.
Я ощутил оторопь, но совладал с собой и указал пальцем вверх.
– Господь.
– Какая непомерная гордыня, – произнес он с отвращением. – На этом Сатана таких вот и ловит… Купца на жадности, простолюдина – на похоти, рыцаря – на гордыне, властителя – на своеволии… когда над всеми должна быть только одна воля – воля Всевышнего!
Я перекрестился и посмотрел на него вызывающе.
– Да будет над нами только его воля.
Он вынужденно перекрестился и буркнул:
– Аминь.
– Аминь, – согласился я. – Словом, мы договорились. Кстати, ведьму решено сжечь на медленном огне! Придете любоваться?
Он отрезал:
– Этим не любуются!
– Почему? – удивился я. – Когда нехорошего человека казнят, это предостережение другим нехорошим.
Рыцари поглядывали на Ульфиллу с опаской, сразу ощутив, что к нему даже я, всесильный гроссграф, отношусь с непонятным уважением, что ли. А Ульфилла обошел всю крепость, везде совал нос, а затем объявил во всеуслышанье, что церковь, стены которой начали возводить каменщики, недостаточно хороша.
Отец Дитрих только отмахнулся, посчитав ниже своего достоинства, да и ранга тоже, спорить с деревенским попиком, но меня заело, в присутствии народа во дворе я спросил громко, чем же наша церковь его не устраивает.
– Церковь должна быть просторной, – заявил Ульфилла злобно. – Даже в селах их строят побольше!
Рыцари поглядывали на меня с интересом, я сделал смиренное лицо и заговорил кротко, даже очень кротко:
– Не сам ли наш Сын Божий сказал нам: «Когда молишься, не будь, как лицемеры, которые любят в синагогах и на углах улиц останавливаясь молиться, чтобы показаться перед людьми. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою. Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно. А молясь, не говорите лишнего, как язычники; ибо они думают, что в многословии своем будут услышаны. Не уподобляйтесь им; ибо знает Отец ваш, в чем вы имеете нужду, прежде вашего прошения у Него».
Отец Ульфилла дергался, узнавая знакомые слова, рыцари переглядывались и, гордые за своего сюзерена, сдерживали ехидные улыбки.
– Господь это сказал для чистых сердцем! – заявил Ульфилла взбешенно. – Ты разве чист? Думаешь, я не зрю твои замыслы?
Я перебил, насторожившись:
– А какие у меня замыслы?
Он выкрикнул громко, привлекая внимание всех проходивших мимо:
– Темные!..
– В чем? – спросил я, сдерживая нарастающий гнев.
Он взвизгнул:
– Не знаю!.. Но чую! Я сердцем чую то, что мудрецы постигают умами сотню лет!.. У тебя свои цели, для этого ты используешь и Святое Имя, но… придет день, с тебя сорвут маску!
Привлеченный его воплями народ останавливался, забывал про свои срочные дела и направлялся в нашу сторону. А кто был ближе, те уже стоят с раскрытыми от удивления и удовольствия ртами, чуть слюни не текут от счастья, как же: лорда обвиняют! Радость-то какая…
Я покачал головой.
– Отец Ульфилла, как не стыдно… Нет чтобы ведьм топить да еретиков выявлять, а все на соратника нападаете!.. Давайте лучше поговорим о делах…
Я взял его за рукав, отводя в сторону, он зло дернулся, вырывая ткань из моей руки, но все же пошел, только сразу спросил раздраженно:
– Каких делах?
Я сказал быстро и как можно более деловито, стараясь взять инициативу в свои руки и не выпускать ее как можно дольше: