Ричард Длинные Руки – монарх

– И вкусно, – заверил я. – Не весьма одобряю тех рыцарей, что поили им коней, все-таки зачем нам еще и пьяные кони?.. С другой стороны, понимаю желание сделать приятное своим четвероногим друзьям, что не раз спасали нам жизни…

Она посмотрела с недоверием.

– Шутишь?

– Ничуть, – ответил я.

– Что за королевство, – произнесла она задумчиво, – где таким чудом поят простых коней… Ладно, Рич, когда-нибудь я тебя расколю до самой задницы. А теперь иди сюда, уж я изнасилую тебя, так изнасилую…

Утром я пробудился на смятой постели, чувствуя аромат ее тела, но Бабетты и след простыл, а когда одевался, пришел Альбрехт, покосился на ложе.

– Где она сейчас?

– Хотел бы сам знать, – буркнул я. – Хотя не знаю… может быть, и не хотел бы. Некоторые вещи лучше не знать.

– Лучше, – согласился он, – но мы все равно узнать стараемся. Пусть и себе во вред. Упорхнула надолго?

– Не знаю, – ответил я снова. – Ничего о ней не знаю. А то, что знаю, так мало.

Он спросил деловито:

– Насколько бесследно?

– Следы заметать умеет, – ответил я. – Если вы об этом, граф.

Он пробормотал:

– Если бы удалось лишить всех колец, сережек, заколок в волосах…

– И что?

– Сумела бы, – поинтересовался он, – появляться здесь и уходить так же легко?

Я пробормотал:

– Снимать с женщины украшения не решится ни один мужчина. В них вся сила женщин, даже если те не волшебные.

– Она вела разговоры насчет Юга?

Я посмотрел на него с подозрением.

– Вы как будто подслушивали, граф. Никуда не денешься, придется в самом деле как-то нанести визит императору Герману. Он не говорит, как мне это сделать…

– Еще одна проверка, – сказал он, – ваших умений.

– Как-то доберусь, – ответил я, – хотя еще не знаю как. Конечно, это случится уже после Маркуса. Если выживем.

Он спросил осторожно:

– А что за игру ведете с этой женщиной? Очень опасная штучка.

– Я тоже, – сообщил я. – Еще не заметили?

Он взглянул на меня с недоверием.

– Даже с женщинами?

– Я ж демократ, – объяснил я, – и гуманист. Потому исповедую равноправие. Нужно будет внести на рассмотрение Совета законопроект, уравнивающий женщин в правах с мужчинами, чтобы их тоже можно было четвертовать, вспарывать им животы и отрезать гениталии… А то как-то оскорбительно, их за людей не считают!

Он хмыкнул, сюзерен всегда шутит так необычно, что не сразу и понимаешь, что еще загнет. Как вот насчет равноправия женщин с мужчинами, ха-ха, это же надо такую восхитительную дикость!

Далекий зов я услышал на другую ночь в глубоком сне, мгновенно встрепенулся, начал прислушиваться, но все еще оставался там, когда из тьмы крупно проступило худое лицо аббата Бенедария.

Он вперил в меня нещадный взор, голос прогремел звучно и раскатисто, как у небесного ангела:

– Ты призван…

– Отец Бенедарий, – пробормотал я, – куда?.. Кем?

– Нами, – ответил он сурово. – Встань, соберись, думай о Храме… Перебери всех старших, не забудь отцов Мальбраха, Леклерка и Кроссбрина, без них не получится… И вообще, чем больше увидишь лиц, тем легче…

Я проснулся, сердце колотится, в ушах все еще звучит страшный голос. Во сне всегда все приобретает вселенские масштабы.

Бобик поднял голову, посмотрел почему-то багровыми глазами и снова уронил, но глаза не закрыл, продолжая наблюдать за мной внимательно.

– Что? – спросил я нервно. – Это был не сон?.. Ладно, никто не видит…

Мы всегда страшимся попасть в смешное положение, потому я слез, встал у ложа и прислушался, нет ли кого за дверью, что станет свидетелем, как стою, будто дурак какой, чего-то ожидаю.

Представить помещения в Храме нетрудно, затем я вызвал в памяти лица приора, камерария, госпиталия, бейлифов, помощников приора, не забыл и отца Леклерка, который вроде бы без должности, но силу в нем чувствую.

Жар начал охватывать меня раньше, чем я добрался до монахов, соленый пот начал пощипывать глаза, и вдруг ощутился приятный холод, и сразу же ушей коснулись голоса.

Я протер глаза, вокруг меня в два ряда священники, за ними видны монахи, прозвучал ликующий голос брата Гвальберта:

– Я ж говорил!.. Он паладин, в нем сила!

Я тряхнул головой, ошалело огляделся. Ко мне подошел отец Хайгелорх, взял под локоть, я удивился железной хватке престарелого старца.

– Пойдем, – сказал он. – Времени в обрез!

Я послушался, перед нами расступились, но тут же ряды священников и монахов сомкнулись, как морские волны за кораблями.

У кабинета аббата уже ждут, судя по их встревоженным лицам, двое монахов. Распахнули перед нами двери и придержали, склонив головы и не смея поднять глаза.

Я вошел первым, за мной почему-то никто не последовал, а когда закрылась дверь, я оказался перед столом аббата Бенедария. Сам он в бессилии отдыхает в кресле, но при моем появлении с трудом поднял голову и вперил в меня нещадный взор.

– Брат паладин, – произнес он слабым голосом, в котором я, однако, ощутил страшную силу, – пришел твой час…

– Господи, – пробормотал я, – так рано?

– Туда в самом деле еще рано, – произнес он неумолимо, – хотя кто знает, что решит Господь…

Я сказал с облегчением:

– А зачем я призван? Конечно, я как бы польщен…