– С божьей помощью, – ответил он непреклонно, – все будет сделано!
– Господь сам не станет таскать камни, – заметил я, – для этого есть мы, люди. Одни строят, другие – рушат. Одни строят, другие – рушат. Я хочу помочь выстроить монастырь…
Он сразу же сказал резко, словно выплюнул раскаленное олово:
– От Антихриста помощь не приму!
– Я дам золота, – продолжил я, словно не слыша его слов, – на постройку монастыря. Если даже считать меня Антихристом, то это можете расценивать, как мою попытку подкупить вас. Но вы, если рядовой сын церкви, с негодованием отвергаете. Если же вы пламенный сын церкви, да еще облаченный саном священника, просто обязаны взять деньги, выстроить монастырь и тем самым посрамить дьявола!.. Или чуете, что не выдержите искушения?
Он прошипел:
– Искушения?
– Ну да, – подтвердил я. – Ощутив в руках много золота, велик соблазн тут же пойти в кабак, нанять гулящих женщин, заказать самое дорогое вино… Вместо монастыря отстроить себе роскошный дом, завести молодых служанок для половых нужд, винный погреб для чрева…
Он вспыхнул, сказал люто:
– Никогда!.. Слышишь, ты, никогда!…
– Так чего страшитесь? – спросил я с недоумением.
– Я погублю душу, – заявил он. – Свою бессмертную душу.
Я сказал понимающе:
– А-а-а-а, так бы и сказали, святой отец. Я думал, вы – подвижник, а вы нормальный простой человек, который прежде всего печется о спасении души. Своей, конечно. Остальные… да пошли они все! Понятно же, что своя дороже всех остальных в королевстве. Я вас хорошо понимаю, отец Ульфилла.
Я умолк и, затаив дыхание, следил за той борьбой, что явственно читалась на его лице.
– И что, – проговорил он хриплым от душевной муки голосом, – что ты хочешь?
– Фриду, – сказал я. – Вы снимаете с нее обвинения… Нет, можно даже проще. В ее деле появились новые данные, которые надо проверить. Я забираю ее с собой для следственного эксперимента. Ну, посмотреть, где закопаны убитые ею трупы невинных младенцев… где зарезала девственницу для жертвы дьяволу… Это вы объявите в своей энциклике, или как там это называется, и на этом здесь закончится. А я увезу ее в далекие земли, и эту проблему буду решать там.
Он поднял голову, я увидел в глазах страх, борьбу, наконец, он сказал хрипло:
– Нет. Не могу. Зло нужно уничтожать везде, где видишь.
– Золотые слова, – согласился я. – Жаль, жизнь не всегда дает такую возможность. Отец Ульфилла, я все равно заберу Фриду в другие земли, о которых вы даже не слышали в этом медвежьем краю. И совершенно не имеет значения, что вы о ней скажете. Для ее безопасности могу даже сменить ей имя. Мы слишком часто препоручаем людей милости Господа и слишком редко сами проявляем милосердие.
– Ей сменишь, – ответил он люто, – но не себе, посланник дьявола!
– Да, – согласился я, – мне чуть труднее. Но… ненамного. Я сейчас на самой границе с Югом, а намерен углубиться на его земли. Но даже там, где я есть, церковь, увы, почти бессильна. Так что совершенно не играет роли, кем меня считать. Важно только, кем считаем себя мы. И как себя ведем.
Он молчал, я, наконец, поднялся. Он угрюмо и озлобленно смотрел снизу вверх.
– Тогда сделаем так, – сказал я. – Не решайте ничего сейчас. Я скоро покину эти края, а вы, если хотите, перед моим отъездом примете от меня золото на постройку монастыря или не примете… решать вам. Я сейчас покидаю вас. Все-таки лучше бы считать, что я тоже христианин. Хоть и не совсем такой, как вы, отец Ульфилла.
Он оставался на том же месте и в той же позе роденовского думателя, когда я оглянулся с гребня холма.
Глава 13
В замке, отклонив призыв рыцарей немедленно возглавить пир, я взбежал по лестнице, стражи бодро стукнули рукоятями копий в пол, подтянули животы. Дверь открылась без скрипа, Фрида спит, но на столике кое-что изменилось, одно из блюд почти опустело. У меня отлегло на сердце: ест, значит, поправляется.
Здесь, в этом мире, у меня, как ни странно, появилось то, чего не было в Москве: верные и преданные друзья. Начиная с самого начала, когда я встретил повозку с мощами Тертуллиана, друзьями стали Бернард Рудольф и Асмер. Даже Ланселот, несмотря на явную враждебность, подставил себя под удар, чтобы закрыть меня, а уж потом я и вовсе был счастлив, еще того не понимая, когда ехал стремя в стремя с чистым и преданным Сигизмундом…
А здесь, в Амальфи? Разве не преданы мне Гунтер, Зигфрид, Тюрингем? Про магов не говорю, те преданы прежде всего своим изысканиям, и за меня держатся потому, что считают себе подобным, но даже они готовы отдать жизни…
В своем стремлении добраться до Юга я не замечал, как обрастаю верными и преданными друзьями, и только сейчас вот соображаю, что никогда раньше у меня такого не было. Никогда. В моем «срединном» гомо гомини люпус эст, а женщина женщине – волчица. А здесь, здесь даже ведьмочка… не волчица.
Я смотрел на спящую Фриду, как вдруг ощутил за спиной присутствие постороннего. Резко обернулся, одновременно делая шаг в сторону. Поджарый господин в сером бархатном костюме снял шляпу и отвесил легкий поклон.