Ричард Длинные Руки – паладин Господа

– На второй день после вашего отбытия. С каждым днем их все больше. Мы молимся, мы устраиваем крестные ходы, даем обеты… но, похоже, вся эта мразь ждет некоего слова, чтобы обрушиться на Зорр… Слышишь, ликуют, предвкушая победу!

Боль взяла сердце в железные клещи. Мы прошли через леса и болота, одолели черных рыцарей, отдали талисман, вернулись с победой… но для дьявола это не победа? Так какой же удар меча будет для него заметным?

С той стороны площади бежала Лавиния. Платок слетел с ее головы, золотые волосы трепало ветром. На бесконечно милом лице были страх, смятение, отчаяние, боль – все это я увидел сразу, ибо, чувствую, у меня самого еще та морда лица.

Увидев нас, она запнулась, замедлила шаг. Я пожирал глазами ее бледное лицо. Чистый взор, одухотворенный лик, сердце сжалось, вскрикнуло от боли и рухнуло в бездонную черную пропасть. Ей уже все сказали… Сейчас она вбежит к нему. Увидит обожженное лицо и пустую глазницу. Увидит страшные раны, обрубок правой руки…

Наши взгляды встретились. В ее распахнутых до глубин души глазах были отчаяние, крик, мольба, просьба спасти, что-то сделать, изменить весь этот мир… Бесконечно долго мы смотрели друг другу в глаза. Я вбирал ее всю, в страшном прозрении абсолютно отчетливо зрел, что это наша последняя встреча.

Потом она опустила голову и, пряча взор, вошла в дом лекаря.

Страшный режущий крик над головами резанул по нервам. Ужасающий визг мириадов крохотных летунов, словно их опалило огнем. Черную тучу беснующихся зверьков медленно отодвигало на юг, их теснила прозрачная, но исполинская ладонь. Заблистали тысячи и тысячи искорок, летучие мыши натыкались на магический щит и сгорали. Небо открывалось синее-синее. Брызнули золотые широкие лучи, чистые, радостные, праздничные. По городу зазвенели ликующие крики. Каменные башни, громады домов, улицы, площади и лица горожан вспыхнули отраженным светом солнца. Взвился ветерок, погнал перед собой в сторону городских ворот клубы мелкой рыжей шерсти. Воздух быстро очищался от смрада.

Отец Дитрих упал на колени, руки сжаты у груди, лицо к небу, истово молился. Из-под плотно сжатых век выкатилась слеза. Неисповедимы пути Господа, услышал я страстные слова, неисповедимы! Никогда не узнаем, что освободило Зорр.

И не узнаете, прошептал я, почему отныне чужие войска не подойдут к его стенам.