Слуга приторочил сзади к седлу два мешка с провизией, а Гендельсон тут же совсем не героически перепроверил, пересчитал. Сказывается профессия. Мы не прощались с хозяином и особенно с Дафнией. Я сказал хозяину многозначительно, что буду возвращаться этой дорогой и поинтересуюсь, не обижал ли он бедную девушку. Он спокойно выдержал мой испытующий взгляд.
– Заезжайте, – сказал он. – Если не выйдет замуж то будет еще здесь.
– А выйдет замуж, выгонишь?
– Нет, но мужья часто требуют, чтобы готовила только им дома.
Гендельсон, которому тоже надо обязательно показать, кто из нас двоих старше, многозначительно погрозил хозяину пальцем, и мы пустили коней шагом. После ночного разговора Гендельсон старался без нужды не встречаться со мной взглядом, сам не заговаривал, но держался тем не менее с прежней бундючностью, вперял вперед такой тяжелый взор, что горизонт подрагивал и заметно прогибался.
– Вот видите, – сказал я, – нормальные хорошие люди. И хозяин с его семьей, и гости. Мы ж ни с кем не подрались даже!.. А ведь это ж земли, где воцарилось Зло. Где Тьма кругом, ни зги Добра...
Он буркнул, не поворачивая головы:
– Зло принимает разные обличья.
– Да? А что мы видели на этом дворе злого?
Он подумал, ответил с прежней неприязнью, разве что не повышал тона, помнил, что он обнажился, и наши роли несколько изменились:
– Все.
– Все? Это слишком много. Иначе не будет заметно Добра.
Он сказал негромко:
– Я видел, сэр Ричард, как вы фыркали, когда я... ну, с мечом. Но ведь надо же простому люду показывать пример доблести и мужества?
– Надо, – согласился я кротко.
В голове стучали молотки, я перебирал в памяти все, что сохранилось, но там всплывали такие куски, что я содрогался: наяву ли стрясанулось аль у меня крыша поехала? И как я держался? К счастью, если абсолютное большинство при пьянке развязывается, то я как раз завязываюсь. И чем больше приходится выпить, тем старательнее слежу, чтобы не обос... не опозориться. А когда вообще уже полный перебор, вообще молчу, как инозвездные цивилизации. Так что не надо, что я по пьяни натворил то-то и то-то. Брехня, по пьяни я вообще зайчик.
Дорога привела к неширокой речке. Кони пошли вдоль воды шагом, сами присматриваясь, выбирая брод. Далеко впереди молодая девушка вошла в воду по колено, тоже намереваясь перебраться на ту сторону. Нас она не видела, сосредоточенно всматривалась в темную воду.
Кони шли по мокрому песку, копыта увязали, но ступали бесшумно. Девушка медленно двинулась вперед, нащупывая путь. Дно понижалось, и соответственно она поднимала подол все выше и выше. Я засмотрелся, ее ноги открываются постепенно, как в дразнящем стриптизе. Когда юбка открыла колени, я напомнил себе, что в этом веке еще не изобрели нижнее белье, о женских трусах слыхом не слыхивали...
Черт, с середины реки дно начало повышаться, девушка быстро выбиралась на берег, так же постепенно опуская платье. Разочарованный, я подумал тускло, что бог мог бы выкопать речку и поглубже или же могли бы пройти дожди в верховьях, чтобы уровень поднялся... рассмеялся, ибо столько видел совсем голых баб, но голых – это не совсем то...
Правда, возможно, голость тех баб как раз и служит некоторой защитной реакцией... Я не успел додумать, девушка была уже у берега, правда, там пришлось преодолеть яму, где снова приподняла платье, на этот раз приоткрыв сверкающие ягодицы... вода справа от нее забурлила, девушка вскрикнула, выронила края платья, руки взметнулись над головой, и она исчезла под водой.
Потрясенные, мы смотрели на кровавый водоворот что возник там, по течению поплыли красные струи, но тут же вода стала чистой и спокойной. Я видел, как утаскивают антилоп крокодилы, но тогда вода бурлит долго, на поверхность выныривает то рогатая голова, то копыта, то крокодилий хвост или спинной гребень, а здесь как будто ее утащило и смололо в гигантской мясорубке, даже крови выплеснулось едва-едва...
Гендельсон перекрестился:
– Господи, прими душу ее с миром. Даже если она язычница, прими!.. Они все здесь живут, не зная твоего спасительного учения...
Я чувствовал себя так, словно тоже вот-вот перекрещусь или перекрещу то место, отгоняя страшного зверя. Посмотрел на Гендельсона, лицо опалило жаром. Дурак же, ничтожество, надутый петух, но все-таки прежде всего подумал о той несчастной, просит принять ее по-доброму, хоть она и чужая, а я сразу о своей шкуре, о своей драгоценной жизни, трус несчастный...
Впрочем, сказал себе в оправдание, я в самом деле значу намного больше. К тому же мне, а не ему, приходится думать, где переправиться на ту сторону.
Мост мы отыскали ниже по течению. Выгнутый крутой аркой, без опор, из тяжелых каменных глыб, он красивой дугой соединял оба берега – удивительно простое и гениальное сооружение, когда вытесанные в форме клина глыбы распирают все остальные, заклинивая их, не давая рухнуть в воду.