— Фактически закончена, — ответил он. — Но, сэр Ричард… как, почему, что такое с Ламбертинией и Мезиной?
— Да я там мимо ехал, — ответил я бодро, — смотрю, два королевства лежат!.. Одно слева, другое справа. Ну, я хозяйственный, подобрал. Как не взять, когда вот так сами в руки лезут?.. Это если бы воевать за них, тогда да, зачем они нам сдались?.. Правда, земли, люди, коровы, ресурсы, налоги… гм…
Он смотрел серьезно, едва ли не единственный, кто так и не понимает моего утонченного и острого, как колун, юмора, всегда серьезен и настолько правилен, что я невольно выпрямляю спину и мысленно проверяю, застегнута ли ширинка.
— И… насколько они…
— Наши? — переспросил я. — Ну, как сказать… Я всегда стараюсь дать все самое лучшее, прям от сердца отрываю! Наверное, потому меня так и любят, то с ножами лезут прямо к горлу, то суккубов подсылают, а то и вовсе… но я остаюсь верен заветам любви, которые нам дал Господь!
Он покачал головой.
— Сэр Ричард… вы становитесь все сильнее.
— Странно, — сказал я, — совсем недавно я слышал это совсем по другому поводу. И в тот раз прозвучало почему-то тоже вот так же невесело. Или встревоженно?
— Сэр Ричард, — произнес он медленно, мне почудилось, что ему очень неловко такое произносить, — важно не только откусить большой кусок, но… и суметь проглотить…
— Не подавившись?
— Вы сами это сказали, ваше высочество.
— Вы правы, — признал я. — К сожалению, я нахватал… Но когда само в руки прет, как не ухватить, пока ноги не оттоптало?
— А почему другим не прет? — спросил он.
Я дернул плечом.
— Думаю, всем еще как, но другие не замечают прения. Почему-то думают, что взять можно только через масштабную войну, когда оба королевства должны обязательно истечь кровью, но победит то, которое протерпит бедствия дольше другого!
Он сказал несколько смущенно:
— Ну… такой подход… общепринят… других как бы и нет… Странно даже, как вы их находите.
— Я их не ищу, — отрезал я твердо. — Они сами передо мной скачут!.. И говорят, даже кричат, так громко, что буду полным дураком, если не… А кому жаждется быть дураком, к тому же полным? Хотя дураков любят больше, чем умных, заметили? Потому я и вот обременен интеллектом, а из-за него и королевствами. Зато орден Марешаля получит новые земли во владение, выстроит новые крепости, получит новых рекрутов из местных в братья ордена!
Он сразу посветлел лицом, озабоченность как ветром сдуло, выпрямился и улыбнулся с чувством.
— Ради этого, — произнес он небесно-чугунно-рыцарски, — только ради этого и стоит жить!
— Жду от вас, — сказал я тоже возвышенно, — весьма, дорогой герцог! Зело весьма.
Он поставил чашу на стол, поднялся, огромный и полный могучей мужской силой, а также весь сияющий, как ангел в первый день творения.
— Ваше высочество…
— Герцог…
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Глава 1
Граф Людольфинг Фортескью, уже не сытенький и розовощекий, как в первую встречу, не худой, как гвоздь, и с запавшими глазами и щеками, как после темницы Кейдана, а как раз выкованный молотом невзгод и нелегких испытаний: поджарый, собранный, с чеканным лицом и внимательными глазами.
Я оглядел его с головы до ног, одет граф по-придворному, в то же время видно, что на службе, а не по дороге на бал, в одежде все подобрано до мелочей, чтобы было удобно и не отвлекало внимание.
— Граф, — произнес я.
Он учтиво поклонился.
— Ваше высочество…
Я сказал благосклонно:
— Я ознакомился с докладом сэра Жерара, где он весьма высоко оценивает вашу работу по созданию министерства иностранных дел. Разрешаю сесть, граф, так вам будет проще ввести меня в курс дел, что сделано, что делается и что предстоит еще сделать.
Он прошел к креслу, на которое я указал, присел, именно присел, а не сел, опустившись на самый краешек, чтобы вскочить в любой момент, как исполнительный служащий в присутствии всемогущего хозяина.
Я взял кувшин и налил в пустую серебряную чашу вина, моя стоит все еще почти полная, в беседе с герцогом я позволил себе только глоток.
— Оцените это вино, граф…
Фортескью осторожно взял чашу, чуть пригубил, на мгновение замер, прислушиваясь к ощущениям, затем сел поудобнее и даже откинулся на спинку кресла, ибо когда с вином, то это другой уровень общения, нужно сидеть иначе, держаться иначе и говорить иное, хотя и согласно протоколу.
— Необыкновенное, — произнес он наконец. — Для вас не будет новостью услышать, что и я тоже ничего подобного не пробовал?
— Не будет, — согласился я с улыбкой.
Серебряная чаша в его пальцах медленно поворачивается из стороны в сторону, таинственно поблескивая мелкими драгоценными камешками. Не отрывая от нее взгляда, он проговорил богатым, как у оперного певца, задумчивым голосом:
— Ваше высочество, а позволительно мне будет спросить…
Он сделал паузу, я ответил легко:
— Позволительно. Вы же дипломат, ничего лишнего не спросите.
Он поклонился, выражая признательность.
— Тогда как будут строиться ваши взаимоотношения… с сэром Готфридом?
Я ухватил суть вопроса, и хотя в целом-то понятно, но останется много шероховатостей, за которые не преминут ухватиться всякие-разные, кому не терпится нагадить нам обоим.