Ричард Длинные Руки - принц-регент

— Пора переставать мелочиться, — объяснил я. — Хотя и красиво бить их по головам, это еще и возбуждает немного… но так всех не перебить.

Он с трепетом смотрел, как перед ним появляются фужеры из тончайшего стекла, вино даже по запаху великолепное, на серебряных тарелочках горки пирожных, мороженое, сладости, дивные конфеты.

— Вы раньше так не делали…

— Я паладин, — напомнил я, — а паладинов Всевышний одаряет от щедрот. Я что-то делаю для Создателя, а он для меня. Пей, это кагор, самое что ни есть церковное вино.

Он посмотрел на меня растерянно прежними детскими глазами.

— Но… почему? Я ушел от вас, когда вы не заступились за женщину, слезно молившую вас о защите. Вы отдали ее прямо в руки дьяволу, и сердце мое облилось кровью! Вы поступили несправедливо, жестоко и немилосердно!.. Почему вы… все еще паладин?

Я помедлил, сказал осторожно и с глубоким сочувствием:

— Сиг… я знаю, это выглядит жестоко и несправедливо, но Господь неспроста брякнул, что одна раскаявшаяся блудница для него дороже ста незапятнанных девственниц. Смысл в этом очень глубокий, как-нибудь объясню. А пока могу сказать, что ты и есть та чистейшая непорочная душа, а я, увы, раскаявшаяся блудница.

— Сэр Ричард?

— Даже не раскаявшаяся, — уточнил я, — а полураскаявшаяся!.. Я все еще на пути из сладкого такого блуда в чистые райские кущи… но время от времени прыгаю взад и предаюсь всяческому разврату… я имею в виду не только женщин, это пустяки, а блуду в политике, войнах, дипломатии, мировоззрении, в отношении к разного рода начинаниям…

Он прошептал:

— Но… почему?

Я вздохнул.

— Если я правильно понял твой вопрос, ты спрашиваешь, почему мне, такой свинье, дано больше, чем тебе, такому чистому и непорочному?.. Нет-нет, не возражай, Сиг, я ценю твою деликатность, но ты спросил именно это. Все дело в том, Сиг, что ты свят и даже чересчур слишком свят…

— Сэр Ричард!

— Правда-правда, это не похвала, все так и есть. Тобой будут восторгаться, но за тобой не пойдут. А я прекрасно понимаю людей и человеческие слабости, ибо сам слаб и местами порочен, потому тащу их в светлое будущее не бегом, а с остановками на ночлег и блуд с местными, где и сам, того, весьма грешу, ибо во мне сильно семя Каина, полученное им от первородного Змея! Я поднимаю на священную борьбу со злом целые королевства, а ты все еще дерешься один, как когда-то дрался я. Всевышний ценит и любит тебя больше, чем меня, но мне поручает работы больше.

Он смотрел все теми же глазами ребенка, как и при первой встрече. Мы с ним ровесники, я тогда еще ощутил себя старше и мудрее, а теперь вообще вдруг восхотелось погладить его по головке и дать пряник.

— Сэр Ричард, — прошептал он, — но ведь так неправильно?

— Конечно, — заверил я. — Еще как!.. Но когда жизнь неправильна, что нам остается делать?..

— Что, — спросил он с растущим негодованием, — смиряться?

— Исправлять, — сказал я наставительно, — потихоньку, чтобы не сломать. Потому, Сиг, я тебя люблю, ценю и восторгаюсь твоей святостью, но понимаю отцов Храма, что держат тебя вдали от людей.

— Сэр Ричард?

— Ты их убьешь, — пояснил я, — за их пороки, либо они тебя убьют. Нет, сперва ты перебьешь массы этих грешников в праведном гневе, потом они тебя убьют… когда ужаснешься и засомневаешься в праведности свершенного.

Он вскрикнул, словно раненный в самое сердце:

— Но разве путь праведности не праведный?

— Праведный, — заверил я, — даже слишком праведный. Но неправедным людям нельзя вот так сразу ввести сухой закон, велеть прекратить блуд с женой соседа, запретить кричать на жену и собаку… Грех из человека нужно выдавливать постепенно! Даже в монастырях это делается мягко и терпеливо, а ты хотел бы все человечество сразу очистить?

Он вскинул голову и прямо взглянул мне в глаза.

— Вы о Маркусе?

Я чуть опешил от неожиданного поворота, у Сигизмунда очень серьезное лицо и строгие вопрошающие глаза, он даже дыхание чуть задержал, а взгляд стал острее.

— Хорошо, — ответил я, — что ты о нем заговорил. Как ты относишься… Хотя, боюсь, уже знаю. По-твоему, это кара? За все грехи людские?

Он ответил твердо и без колебаний:

— Да. В откровении Адама сказано, что первый раз Господь истребит нечестивых водой, а второй раз огнем. Потому Адам оставил две стелы с законами…

— Одну на камне, — прервал я, — на случай потопа, вторую на глине, что в огне станет только крепче. Знаем, Сиг, проходили. Не знаю, говорить ли тебе, что Творец и в первый раз давал людям шанс опомниться? Думаю, ты это и сам знаешь. И сейчас нам дан такой же шанс. Если сумеем спасти человечество, значит, уже повзрослели и выдержали испытание.

— А если нет, — проговорил он мрачно, — начинать все сначала? Но ведь с Ноя началось человечество намного более совершенное, чем было?