— Приказывать нам было некому, — ответил он горько. — Все королевство было в огне… Вон тот камень над моим четырнадцатилетним сыном.
— Сочувствую, — сказал я искренне.
Герцог произнес с горьким достоинством:
— Он был старше доблестью, чем годами.
— Сочувствую, — повторил я. — Но если не мы будем защищать землю, то кто? Гробница доблестных — вся земля.
— Спасибо, — произнес он, — за то, что сделал.
— Жаль, — ответил я, — что не могу больше.
— Да, — согласился он, — но ты сделал и так много. Я здесь для того, чтобы снова призвать их всех, если будет грозить большая беда. Но призвать их смогу только один раз.
Я подумал, поклонился.
— Спасибо тебе, герцог Генрих.
Он молча смотрел, как я вскочил в седло и пустил коня в галоп. Когда я оглянулся, на пустом плоскогорье перевала только эти белые камни, доблестный герцог исчез.
Этот павший герой не подозревает, что скоро в самом деле придет беда, страшнее которой ничего просто быть не может.
И его отряд, возможно, еще скажет свое слово.
Синяя точка на карте двигается гораздо быстрее, чем раньше, я совсем близко. Бобик вообще что-то учуял, подпрыгнул, чтобы лучше видеть, в верхней точке прыжка огляделся по сторонам.
Арбогастр наддал без команды, а Бобик ринулся по прямой, не разбирая дороги и взлетая над камнями, как огромная черная птица.
Дорога пошла вниз резко, Бобик иногда почти садился на зад, его несло ледяными дорожками, иной раз подбрасывая на камнях, арбогастр тоже осторожничал, а внизу распахнулась долина…
Я охнул: один-единственный всадник в белом плате сражается против огромного отряда, почти войска. К счастью, не стоит на месте, иначе бы забили все равно, а умело носится по снежному полю, нанося страшные удары направо и налево.
Его могучий крупный конь белой масти легко опрокидывает противника, бьет копытами, хватает жуткой пастью, отрывая руки и головы. Всадник в белом плаще рубится настолько яростно, что противники рассыпаются, как орехи, а те, кто разогнал коня, спеша вступить с ним в схватку, торопливо натягивают повод.
Одно только показалось странным: в правой руке у всадника меч, а в левой нечто вроде фляжки, и после каждого удачного удара он скупо роняет на труп несколько капель воды, что сильно затрудняет для него схватку.
Я направил арбогастра на небольшой отряд, что с пригорка наблюдает за схваткой. Бобик мчится рядом и посматривает умоляюще, я погрозил пальцем.
— Не сметь!.. Ты не людоед, а мой друг, мы с тобой больше по жареным гусям умельцы…
У подножия холма несколько человек на конях и один с тяжелым воротным арбалетом, упертым в землю. Всадники повернули коней в мою сторону, а пеший поднял арбалет с уже взведенной тетивой и направил его на меня.
Я видел, как палец с силой нажал на спусковую скобу. Движение словно замедлилось, стальной болт с острым, как игла, наконечником летит в меня, я ощутил, что успею ухватить на лету, если захочу, однако попросту чуть отклонился, за мной все равно никого, а сам взметнул руку с мечом в высоком замахе.
Удар получился таким быстрым, что дурак даже не понял, что раскроило ему череп. Арбогастр врезался в группу всадников у подножия, один успел вскинуть топор в жесте защиты над головой, но я перерубил окованное железом древко и рассек лицо. Второй попытался нанести косой удар сбоку, этому я разрубил плечо тоже наискось до середины груди.
Остальные орали, гремели доспехами и вздымали мечи и топоры, но кони под ними почему-то пятятся, подчиняясь хозяйским рукам, и я, не обращая на них внимания, послал арбогастра наверх…
Тот, что в центре, крупный и весь в железе так, что не видно даже глаз, проревел приказ, на меня бросились сразу пятеро. Я рубил направо и налево, арбогастр с явным удовольствием крушит все впереди, но на какое-то время остановить сумели.
Я взвинтил метаболизм до предела, успевая отстраниться от острого меча за полдюйма от лица, на один удар отвечал полудюжиной, наконец мы с Зайчиком снова сдвинулись и пошли проламываться к главному.
На этот раз выдвинулись двое, настоящие чудовища в такой толстой броне, что даже не знаю, как только не падают под ее тяжестью. Я ударил одного для пробы в голову, но тот с неожиданной ловкостью уклонился, а в ответ нанес удар такой силы в мой бок, что затрещали ребра, стегнуло острой болью, а по горлу поднялась выплеснувшаяся внутри кровь.
— Ах ты сволочь, — прошипел я бессильно, начал больше отмахиваться, чем наносить удары, осторожничал, пока не ухитрился точно попасть в почти незаметный зазор между разошедшимися пластинками, когда тот замахнулся снова. — Получи…
Я не заметил, когда их вожак успел замахнуться топором, однако тот почему-то повернулся в могучей ладони и ударил плашмя. Голова загудела, как гигантский колокол.
Рухнув с коня на промерзлую землю, я как в тумане видел, что Бобик одним махом снес вожака с седла и терзает на земле.