— Ну, — протянул я, — мало ли, что нам хочется. Мы же люди, а значит, должны делать то, что надо…
Она нагнулась, взялась за край подола, что почти касается пола, и не спеша подняла его, стягивая платье через голову. Пока ее лицо было закрыто, не надо поглядывать украдкой, и я засмотрелся на ее рослую и крепкую фигуру, идеально выточенную, на бугристые мышцы, ровный живот и четко прорисованные ребра. Груди некрупные, но идеально очерчены, словно вырезаны умелым столяром из твердых пород дерева и покрыты блестящим лаком. Точно посредине обеих чаш торчат крупные и ярко-красные соски, тоже вырезанные красиво и умело.
— …но с другой стороны, — договорил я, — нельзя спорить с местными обычаями, если мы не шовинисты, а законопослушные и гуманные демократы.
Она отбросила платье, тряхнула головой. Волосы, сами освободившись от шпилек, с облегчением хлынули на прямые, красиво разнесенные в стороны плечи и ровную спину.
В поясе она даже вызывающе прогнута вперед, и к ложу подошла легкой походкой, но не вызывающей, какую наблюдал тогда в кабаке, где увидел ее впервые, а со скромной и даже нежной, вот уж никак бы не подумал, улыбкой.
Я подвинулся на другую половину. Она легла рядом, сразу закинув на меня ногу и придавив коленом причинное место, а голову положила на мое предплечье.
— Синтия, — сказал я с неловкостью.
— И не надо спорить, — сказала она непривычно тихо.
— Да я не так уж, — пробормотал я, — чтобы совсем, просто чуточку как бы вот это все так…
— Ах это, — сказала она, — так на чем я вас прервала? Давайте помогу?
Маргарита вернулась только через три дня. Все это время я занимался маркизатом, где, к моему величайшему облегчению, предельно жестко следуют курсом, который я начертал.
Синтия все три ночи делила со мной постель, а утром вскакивала раньше меня и торопливо готовила завтрак, пока я зевал и протирал глаза. Вообще-то не ожидал, что она окажется такой мягкой и податливой, все-таки шкипером была первоклассным, а удалым бойцом — еще больше, но сейчас ну просто созданная для тихой семейной жизни жена и хозяйка.
На третий день я возвращался с осмотра бухты, когда возле дома увидел подъехавших всадников, целый отряд, а во главе амазонку с длинными огненно-красными волосами и прямой спиной в мужском костюме для дальних поездок.
Она оглянулась, радостно охнула. Я поспешил навстречу, Маргарита спрыгнула мне в объятия, влепила жаркий поцелуй, радостно прижалась горячим разогретым скачкой телом и пылающей грудью.
— Когда мне сказали, — вскрикнула она, — что прибыл ты, я просто не поверила!.. И чуть коня не загнала, так спешила!
— Конь-то при чем? — сказал я с укором. — Пойдем в дом, расскажешь…
На мой взгляд, она изменилась, хотя и раньше была своенравной и непокорной, но сейчас в каждом слове и жесте проступает властность и стремление повелевать.
В доме навстречу бросилась Синтия, они обнялись и расцеловались, а я тихонько прошел в другую комнату. Маргарита велела слугам быстро приготовить ванну с горячей водой, сбросила одежду и тут же влезла в ванну, а когда принялась с наслаждением смывать пот и грязь, громко потребовала, чтобы мы с Синтией не уходили, а рассказывали, что тут и как за ее отсутствие.
Я помалкивал, Синтия послушно отвечала, Маргарита иногда останавливала, переспрашивала, и снова Синтия объясняла подробно и безропотно, чему я потихоньку дивился, помня, как однажды Синтия жестоко расправилась с посмевшими протянуть к ней лапы. Пятерых мужчин уложила так жестоко, что, по словам Фишера, их потом от стен отскребывали. И вот теперь она тихая и ласковая, а в доме рулит Маргарита…
Выбрав момент, я хлопнул себя по лбу. Женщины умолкли и повернули ко мне головы.
— Рефершельд! — сказал я с досадой.
Синтия промолчала, а Маргарита спросила настороженно:
— Что с ним?
— О нем я совсем забыл, — ответил я. — Даже последним матросам сразу дал звания, а ему, благородному рыцарю…
— Ты ему дал титул виконта, — напомнила Маргарита строго.
Я отмахнулся:
— Это звук, не больше. За пределами этого разбойничьего маркизата его не признают, и даже здесь он ничем не подкреплен. Ну там землями, угодьями.
Она вскинула брови, видя, как я поднялся с суровым и решительным видом.
— Куда?
— Решу его вопрос, — ответил я коротко и вышел.
Конечно, Рефершельд только повод, чтобы удрать и дать им пообщаться наедине, чтобы перетереть свои женские дела, хотя он в самом деле единственный, который был обделен при дележе пирога.
И еще что-то коробит во властных манерах Маргариты. Она и раньше не была тихой девочкой, но сейчас уже и на меня почти что покрикивает.
Во дворе трое молодых парней сидят на лавочке, прислонившись спинами к стене сарая, а оседланные кони мирно сопят и чешутся у коновязи.
Вскочили при виде своего лорда, я сказал мирно:
— Все в порядке, отдыхайте. Где Рефершельд?
Один отрапортовал быстро, вытянувшись по швам:
— Укрепляет форт Скалистый! Доставить его немедленно?
Я подумал, покачал головой:
— Нет, пусть работает. Лучше съезжу к нему сам. Заодно посмотрю, как там и что. И зачем.