– Вода прибывала, прибывала. Наконец, затопила и колокольню. Священник захлебнулся в грязной холодной воде, где плавали трупы мышей, кошек, барсуков, всякого мелкого зверя… Потом, когда душа священника понеслась на небо и предстала перед господом, священник сказал с горьким упреком: «Господи, разве я не был твоим верным слугой? Разве не выполнял все заповеди? Разве грешил, разве не помогал бедным? Разве не верил тебе беззаветно, что не оставишь? Так почему же…»
Я умолк, все молчали, ошарашенный Гунтер спросил с недоумением:
– А что ответил господь?
Все в напряженном молчании ожидали ответа. Я допил вино, отец Ульфилла смотрел исподлобья, чувствует каверзу, но не знает, с какой стороны ждать удар.
– А господь ответил, – сказал я после паузы, – идиот, а кто же тебе посылал плот, лодку, а потом и целый корабль?
Они остались с раскрытыми ртами. Я поставил пустую чашу, вышел из-за стола и пошел осматривать трофеи.
Глава 12
Пир, по идее, должен был длиться весь день и до поздней ночи, победа нешуточная, но едва я начал осматривать доспехи, как из донжона едва не бегом начали появляться жующие на бегу стражи. Вернигора уже унес к кузнецу все то, что надеялся после переделки приладить на себя, куча прекрасных доспехов непотревоженно возвышается на высоту человеческого роста, по форме напоминает казацкий или скифский, что одно и то же, курган. Последними вышли Гунтер, Зигфрид, Ульман и Тюрингем. Они сдерживали себя изо всех сил, уже благородные, надо и держаться соответственно, но души их прибежали первыми и с разбега прыгнули в кучу железа.
– Все понятно, – сказал я. – Ладно, потом вернемся и догуляем. А сейчас… Я бы предложил, чтобы доспехи не расхватывали, как стая голодных псов, а пусть каждый выбирает себе то, что ему подходит по росту, по руке. Вообще, просто нравится!.. Первым пусть выбирает Гунтер, ему положен лучший доспех, он рыцарь, не забыли? Потом Ульман и Тюрингем, они герои битвы в подземелье, потом…
Я оглянулся, подошел священник и уставился на гору железа глазами собственника.
– Потом, – закончил я, – пусть очередь устанавливает отец Ульфилла! Вы согласны, отец?
Ульфилла важно кивнул, раздулся, поднял крест с распятием и благословил собравшихся. Поднялся шум, но мое ухо уловило далекий звук трубы. Я прислушался, переспросил Зигфрида:
– Чего он раздуделся? Наш или чужой?
Зигфрид ответил уверенно:
– Герольд.
– Да? Ну-ну… это что значит, надо впустить?
Он пожал плечами.
– Это как ваша милость изволит.
– Изволю, – ответил я. – Мы должны жить в мире и дружбе со всем миром. Особенно с соседями. На основе многополярного мира, поддерживая баланс Добра и… Справедливости, наверное. Так что проведи его через мост. Пусть примет душ, заодно и помоется, поест, а потом я изволю спуститься, снизойти с верхов и отслушать. Что он будет петь?
– Герольды не поют, ваша милость, – ответил Зигфрид серьезно. – Поют барды да менестрели. Еще менни… менниги… меннюзгиндеры?.. нет, не вспомню. А герольды передают указы да распоряжения. Но, чуется мне, это будет сообщение о Вест-Тауэрском турнире…
Он лихо отсалютовал, я остался ждать, а он заспешил к воротам. Через несколько минут в нашу великанскую калитку въехал худощавый всадник весь в шахматной одежде из крупных разноцветных лоскутов, конь тоже укрыт такой же яркой, бросающейся издали в глаза попоной. Мол, я всего лишь королевский или чей-то еще вестник, с меня взять нечего, кроме новостей, но и те я выкладываю вам с великой охотой, дыба не нужна, как и сапоги королевы Кастилии.
Его живые глаза сразу вычленили меня на многолюдном дворе, смотрит с любопытством, я выпятил грудь и насупил брови, что должно придать лицу властное и свирепое выражение. Он поклонился, не слезая с коня:
– Ваш покорный слуга, Фредди Эйзен, герольд славного дома благородных Йорков!
– Привет, Фредди, – сказал я. – Слезай, попасись на кухне, а твоему коню стоит заправиться высокооктановым. Не обращай внимания на ту свалку, это ребята делят трофеи. Ночью десантная группа пыталась сместить нынешнего владельца… Ты из рода Крюгеров или Мэркюри?.. Или бей первым?
Он ловко спрыгнул с коня, не обремененный доспехами, слуги подхватили лошадь под уздцы и увели. Сам Фредди учтиво поклонился, голос прозвучал красиво, хорошо модулированный, натренированный:
– Нет, я из простых, хотя о Мэркюри что-то слышал… Хотя мне нравится и род «Бей первым». Красивый девиз!
– Кто не слышал о Мэркюри? – сказал я со вздохом. – Нелепая смерть… Что пьешь? Не фундаменталист, надеюсь?
Бровью не повел на незнакомые слова. Хотя явно запомнит, такая у них профессия, ответил с еще более учтивым поклоном:
– Моя профессия не позволяет выбирать, что пить. Чем изволят угостить в замке, тому и рад.
Голос сорвался, сам геродьд вздрогнул всем телом, напрягся. Глаза не отрывали взгляд от щита над воротами донжона. Лицо слегка побледнело, перевел неверящий взгляд на меня.
– Что-то не так? – поинтересовался я любезно. Он поклонился.
– Я… простите… я, видимо, не очень большой знаток гербов…
– Не скромничайте, – сказал я.