Жанна-Антуанетта стегнула по мне негодующим взглядом, дескать, сам попробуй петь, когда поднимаешься по крутой тропе, цепляясь за камни стен и страшась оступиться, но я петь не стал, просто обогнал их, стараясь догнать Бобика.
Похоже, мелькнула мысль, судя по настолько церемонной встрече Жанны-Антуанетты и ее маркиза, они не муж и жена, а супруг и супруга. Возможно, как и принято, спят в разных спальнях.
Что ж, тем больше заслуживают уважение ее усилия по его спасению.
Знакомая дорога всегда кажется короче, но не в случае, когда поднимаешься наверх, цепляясь за камни и стены.
Первый наверх взбежал Бобик, сделал круг, поймал что-то, но слишком мелкое, постыдился нести нам, выпустил и снова носился кругами, а когда я быстрее всех выбрался к радостно ржанувшему арбогастру, гавкнул и вообще унесся по все более расширяющейся спирали.
Спустя минут десять наверх выбрался Милфорд с Жанной-Антуанеттой, опустил ее на ноги у выхода. Она одной рукой ухватилась за его плечо, другой уперлась в каменную стену.
Милфорд придержал ее на всякий случай, и она сказала едва слышно:
– Ваше величество… Немного закружилось… Но уже все в порядке. Просто солнце в глаза…
– Отлично, – сказал я. – Отдыхайте, а затем Милфорд отвезет вас во дворец герцога. Я прибуду попозже.
Вышли оставшиеся разведчики, двое вывели Жака с уже связанными руками. Один набросил ему на голову черный мешок, гордясь знанием новых технологий.
Примчался Бобик, сразу же потребовал, чтобы я его погладил, это ж сколько мы не виделись, представить страшно!
– Бесстыжий, – сказал я. – Ты хоть знаешь, что у тебя самая беззаботная жизнь?.. Не то что у меня или маркизы… Жанна-Антуанетта, крепитесь, вы показали себя героиней… Теперь в теплую мягкую постель принцессы Розалиндии… так зовут старшую дочь герцога Гондиния? Хотя не понимаю, почему у герцога дочь принцесса… Или это иносказательно?
Она проговорила слабым голосом:
– Да, ваше величество, как скажете… А почему вы попозже? У вас конь обгоняет ветер!
– Да так, – ответил я медленно, все еще раздумывая, – тут всплыла несколько сумасшедшая идея… Да что там всплыла, вспорхнула! Может быть, даже безумная до непристойности…
Она ответила с достоинством:
– Ваше величество, я женщина пристойная и благоразумная.
– О да, – согласился я. – То, через что вы прошли, для спасения супруга…
Она сказала с некоторым удивлением:
– Но это же правильно? Меня с детства учили быть правильной. Это мужчины могут позволять себе сумасшедшие поступки, они для этого и рождены, а женщины должны за ними все исправлять.
– Хорошая позиция, – одобрил я. – Потому идете за мужчинами?
– Чтобы перевязывать им раны, – уточнила она. – Женщина должна идти за мужчиной. Так меня учили с детства.
Я сказал со вздохом:
– У вас были прекрасные воспитатели. Не знаю, как вам, но другим повезло, в том числе и маркизу. Можете перевести дух здесь, можете положиться на Милфорда, он отвезет обратно во дворец герцога, а я, как уже сказал, пока отлучусь…
– Надолго? – спросила она с подозрением.
– Не думаю, – ответил я. – Нужно кое-что уточнить. В том странном небесном дворце, что больше похож на заброшенный сарай, осталось кое-что недоуточненное…
Она зябко передернула плечами, став еще жалобнее и беззащитнее.
– Я стараюсь забыть!.. Но, боюсь, тот ужас будет сниться еще долго.
– Пройдет, – заверил я. – Вы здоровая женщина, не сочтите за оскорбление, кто бы подумал?.. Главное, каблуки не сломали? И даже ногу не натерли?.. Отдохните, я вернусь скоро.
Она сказала слабым голосом:
– Ваше величество, а можно с вами?
Я отшатнулся.
– Маркиза!.. После адски тяжелого спуска, а потом подъема?
– Ваше величество, – проговорила она, – вас ведет мужской азарт все узнать и всех покорить?
– Как вы могли подумать, – воскликнул я с укором. – Конечно же, меня ведет только идея освободить маркиза Антуана!.. Это долг чести, пусть даже у политиков нет чести, но есть комплексы, а они вопиют и взывают зело. Все ради Антуана, все для Антуана!
– Тогда, – сказала она слабым, но твердым голосом, – я с вами! Разве не позор, вы стараетесь спасти моего мужа, а я не стараюсь?
– Ничего себе не стараетесь!
– Я должна больше, – заявила она тонким голосом умирающего от голода воробья. – Если могу, то должна. И обязана.
Я выговорил с трудом:
– Маркиза… Чем больше вас узнаю, тем больше восторгаюсь. А с виду такая восхитительная дура, что даже и не знаю, а вы, оказывается вон с каким громадным сердцем, у быка и то меньше… Хорошо, на этот раз нам идти далеко не придется, хотя это и дальше, чем мы были.
Она сказала дрогнувшим голосом:
– Спускаться еще ниже?
– Да, – подтвердил я, – намного ниже. Но только вверх… Маркус!
Высоко в ясном небе возникло сверкающее багровым огоньком пятнышко, тут же исчезло.
Я ждал, лишь через несколько секунд уловил, что дрожание воздуха над головой вовсе не от его перегретости. Хоть и не всеми фибрами, но какой-то частью ощутил, Маркус уже здесь и нависает над нами, массивный и тяжелый, как нейтронная звезда, полностью прозрачным себя сделать не может, но его защитный корпус теперь неотличимо имитирует цвет неба.