Ричард Длинные Руки — виконт

Даже у самого плохого человека можно найти что-то хорошее, если тщательно обыскать, а здесь и обыскивать нечего: я сорвал с первого сатанинский плащ, как раз мне по фигуре, разве что не висит складками и не волочится по полу, рогатая митра села достаточно плотно.

Я торопливо вспоминал все, что мог вспомнить о черной мессе. Единого ритуала, насколько помню, нет и не было. Черная месса возникла как пародия на католическую мессу, дожила до моих дней в виде сексуальных шалостей со всякого рода разрисовкой тел непристойными рисунками, которая называется теперь боди-артом.

Черная месса — все та же месса, только задом наперед, крест вешается вниз головой, на него рекомендуется плевать, мочиться и вообще… чем непристойнее, тем лучше. Вместо святой воды — моча, вместо вина — тоже моча или гнилая вода, белые свечи заменяются черными с примесью нечистот. Службу проводит лишенный сана священник, ряса у него цвета запекшейся крови, расшитая козлиными головами, перевернутыми крестами.

Назад пробираться куда труднее: во-первых, уже не пытаюсь прикидываться невидимым, кольцо повернул, естественно, во-вторых, за пазухой старинная книга и волшебная карта. К тому же на мне сатанинский плащ, а на голове рогатая митра. Дважды повстречались фигуры в черных балахонах, я прошел мимо величаво и надменно, они же, напротив, кланялись так, что едва не стукались о пол лбами.

Вот и та комната с зеркалом, я перевел дыхание, прошептал:

— Ну, давай, Ваше Сатанинское Преосвященство…

О зеркало ударился, как о стену. Холод прошиб от страха до пят, я набрал в грудь воздуха и уперся плечом, начал продавливать, поверхность подается, как застывающая смола. С огромным трудом сумел прорвать пленку поверхностного натяжения и ощутил себя мухой, попавшей в густой клей. Воздуха не хватает, сердце колотится уже у самого подбородка, жар разламывает череп. Я ломился, закрыв глаза и стиснув зубы, начал задыхаться, грудь заходила ходуном, в ушах зазвенело… Внезапно поток свежего воздуха хлынул с такой силой, что я едва не захлебнулся, как «Титаник», выдрался из зеркала, в комнате у стены — пять фигур в черных плащах.

Я приготовился ухватить рукоять меча под плащом, но фигуры одновременно склонили головы в поклоне. Я прохрипел:

— Я спешил к вам, чада мои… дети Дьявола!

Они проговорили вразнобой:

— Слушаем и повинуемся, отец наш Сатаниал.

— Ага, — сказал я, — ну пошли. Там вы будете целовать меня в разные срамные места… ну вы ритуал знаете, а потом извлечем такую силу, что Вселенная содрогнется, а все народы станут нашими рабами!

Последние слова я прорычал, получилось неплохо, да и акустика в порядке. Они пошли за мной нестройной толпой, а я лихорадочно вспоминал, что во время дьявольской мессы на теле обнаженной девственницы рисуются колдовские знаки. Затем первосвященник, изображающий Сатану, совокупляется с нею в присутствии многих посвящаемых и адептов, тоже неплохо, хотя, конечно, девственница… это крику много, шерсти мало.

В костюме Сатаны, то есть чудовищного козла, сейчас выступаю я, так что у меня впереди интересная перспектива. Даже очень. Костюм, если честно, дурацкий: сразу теряется половина всего ужаса — рогатые звери, как известно, травоядные. Правда, вон каменная статуя такого вот Сатаны, в пасти этого козла блестят длинные острые зубы, шкура на нем зеленая, за спиной крылья, как у летучей мыши, только тоже зеленые, как если бы жаба обзавелась крыльями.

Мы вышли в зал, я все это безобразие с пентаграммой и обнаженной женщиной на каменном алтаре видел сверху, а сейчас вот придвигаюсь непослушными ногами, стараюсь сориентироваться побыстрее.

На широкой каменной плите смирно лежит, лицом вверх и опустив руки вдоль бедер, обнаженная девушка-подросток. Я на мгновение ощутил даже замешательство: должен быть либо невинный христианский младенец, замучиваемый жидомасонами, либо роскошная юная красавица с торчащей грудью, плоским животом и длинными ногами изумительной формы. А не менее длинные золотые волосы должны в красивом беспорядке разметаться по каменному ложу, чуть-чуть прикрывая срамные места.

Наклонив голову как можно ниже, я продвигался вперед. Да, в самом деле девчушка лет двенадцати. Впрочем, возможно, здесь не удается отыскать девственницу старше. Все как в моем мире. Правда, грудь у нее развита не по годам, но все остальное — тьфу, еще далеко до женщины, что привлекает взгляды.

Я ожидал, что гостия, освященный хлеб, который положили ей между раздвинутых ног, будет черного цвета или темно-красным, а также форма должна быть треугольной или в форме звезды Давида, но увидел обычный опресненный хлеб, явно украденный из обычной церкви. Тоже не ново: сатанисты крадут прямо в церквях, чтобы осквернить на своих сходках. Украсть нетрудно: когда подходят к алтарю для причастия, сохраняют хлеб во рту, а потом втихую кладут в платок или барсетку. Причем крадут не обязательно сатанисты, а обычные воры, которым за такой хлеб платят немалые суммы.