Ричард Длинные Руки – вильдграф

Он дружески обнял меня за плечи, но едва сделали первый шаг, сверху раздался строгий женский голос:

– Храбрый воин, я задержу вашего друга ненадолго.

Рогозиф вскинул голову, принцесса Элеонора склонилась над перилами и смотрит на обоих, глаза полны укора.

Рогозиф сказал мне весело:

– Рич, иди пей сам, мне повезло больше… ха-ха!

Элеонора проговорила надменно:

– Я обращалась к вам.

Рогозиф снова хохотнул, явно хотел еще поприкидываться, что не так понимает, но посмотрел на меня, вздохнул и, шлепнув по спине, наклонился к уху и шепнул:

– Желаю удачи. И чтоб «ненадолго» затянулось до утра.

Он поклонился принцессе, улыбка до ушей, и удалился, а я покорно поднялся, как на эшафот, на второй этаж. Элеонора встретила прямым взглядом, в глазах бушует пламя, сама прямая и натянутая как струна.

Я поклонился, она повелительным жестом указала на свободное кресло.

– Садитесь, Рич.

Я пробормотал:

– Как посмею, ваша светлость? В присутствии женщины…

Она кивнула, голос прозвучал холодно:

– Вы не сказали «в присутствии принцессы». Значит, в ваших краях в самом деле такие странные обычаи?

– Вам не нравятся? – спросил я.

Принцесса величественно села, я тут же брякнулся и сам, ноги гудят, по ступням побежали сладостные мурашки.

– Нравятся, – ответила она, – но вы мне зубы не заговаривайте. Вы сказали, что падаете с ног от усталости и отправляетесь спать…

– Это я во сне, – сказал я быстро. – Лунатик я. Сомнамбула!.. Вот сплю и слышу ваш нежный чарующий голос…

Она сказала саркастически:

– Это у меня нежный? Что-то ваш сон странноват… Ну да ладно, ответьте на главный вопрос. Зачем вы начинаете ссориться с конунгом? Мне говорят, вы уже побили его сильнейших воинов.

Я спросил удивленно:

– Это были сильнейшие? Куда мир катится… Когда придут из Сен-Мари, таких возьмут голыми загребущими…

Она сказала сердито:

– Они никогда не придут! А вздумают… наши мужчины дадут отпор. Как давали его наши предки.

– У них появился грозный предводитель, – сказал я. – Огромный, как гора, зубы вот такие, лютый и победоносный…

– Пусть появится, – сказала она. – Я своими руками выдеру его зубы!.. Но вы хитро уводите разговор в сторону, а я хочу узнать, зачем вам нужно ссориться с конунгом? Или просто так? Из удали? Зов степи или зуд в крови?

Я развел руками.

– Принцесса… как бы вам сказать…

– Так и скажите, – потребовала она еще сердитее.

– Вот так прямо?

– Да, – отрезала она, – вот так! Что, у меня колени подогнутся? Что задумали, Рич?

Я помыслил, пожал плечами.

– Ничего.

Она спросила ошеломленно:

– Это как?

– А вот так, – ответил я хладнокровно. – Некоторые вещи надо делать, не раздумывая. Бросаться в воду, спасая тонущего ребенка, помогать женщине, оказывать почтение старику, помогать гасить пожар, бить в морду, если не так посмотрели или слишком близко высморкались… Да много ли чего! Сейчас я тоже просто обязан вмешаться. Не хочу, но должен. Бремя белого.

Она молчала и смотрела удивленно, я говорю слишком серьезно, уже не виляю, а взгляд мой прям.

– Погоди, – проговорила она, – ты как будто вообще не одобряешь, что конунг укрепляется в Тиборе?

– Не одобряю, – согласился я. – Хорошее слово: не одобряю.

– Почему? – спросила она. – Это же так понятно! Человек такого ранга и власти в его огромном племени не может оставаться простым жителем! Он и здесь хочет получать больше уважения, чем рядовые горожане. Ну, хотя бы на уровне придворных короля…

Я сказал саркастически:

– Ага, придворных! Вы сами в это верите?

Она поморщилась.

– Да знаю я эти слухи. И ярл Элькреф намекал, но с его стороны это всего лишь ревность. Нет-нет, в мою сторону конунг даже не смотрит, это ревность одного сильного мужчины к другому. Двух степняков близко к трону быть не может, как сказал Элькреф. Но он ослеплен своими чувствами, сам вообще-то не несет никакой нагрузки! А конунг берет на свои плечи тяжелые и неприятные обязанности, моему отцу меньше забот. Наши люди преуспевают в ремесле, торговле, нам все равно не нравится носиться с оружием… Если даже мой отец, король, не против усиления Бадии, то какое дело тебе?

– Оружие порождает власть, – возразил я. – И портит характер. Даже нравы. Тем более, у слишком юных.

Она поинтересовалась с недоумением:

– Кого ты называешь слишком юными?

– Кочевники, – сказал я, – остаются юными, даже дожив до седых волос. И умирают юными, хотя у них очень редко кто умирает от старости. Таким нельзя давать в руки оружие. Тем более – власть.

– Верховная власть останется у моего отца, – запротестовала она, – а остальная у его советников – Раберса, Фангера, Сарканла, Иронгейта…

Я покачал головой.

– Не останется.

– Ты не прав!