— Молодец, — пролепетал я. — Молодец… хорошая собачка… Да, очень хорошая… Бог мой, я даже не думал, что хорошая настолько! Так ты еще и сторожить умеешь?.. Да что я, дурак, говорю… Собака сторожит всегда, без всякого приказа… Пес, ты же мне жизнь спас! Эта ящерица меня бы проглотила, как муху.
Я снова почесал, погладил, он блаженно щурил глаза. Все мы любим, когда нас чешут и гладят. Сколько ему, мелькнула мысль: месяцы или пара столетий? А то и тысячи лет? У собак нет ощущения времени, не знают, сколько хозяин отсутствовал: полчаса или неделю — и бросаются навстречу с такой неистовой радостью, словно не видели сто лет. Так что пес, возможно, бегает по лесам еще с очень давних времен…
Некоторое время я бросал палку, а когда он приносил, бросал как можно дальше, потом приучал сидеть, лежать, замирать, сторожить и все такое прочее, что вроде бы должны делать все городские собаки, за исключением бродячих. Пес всему обучался быстро, поразительно быстро. Настолько, что я заподозрил, что все это когда-то знал, даже знал и умел намного больше, но сейчас за чертову уйму времени одичал, растерял навыки, а из меня хреновый дрессировщик, тем более — реабилитатор.
— Завтракаем, — сказал я наконец, — и — в путь! Ты еще не передумал сопровождать меня? Ладно-ладно, это я так шутю, понимаешь? Ты только теперь не меняй цвет, беги таким же черненьким, так привычнее.
Часа два неслись по зеленой долине, очень мирной и цветущей, заприметили добротное село, дома из толстых бревен, все утопает в садах, пастух перегоняет на другое пастбище огромное стадо толстых ленивых коров, а от озера идут, важно гогоча, крупные белые гуси. С поля, со стороны садов, двигаются вереницами женщины, донесся веселый смех. Многие едут на подводах, сидят на краях, свесив босые ноги.
Из домов за околицу выбегают подростки, молодые девушки, совсем редко — немолодые женщины. У всех в руках хворостины, им навстречу двигается, поднимая пыль, ленивое стадо, мычащее, помахивающее хвостами, овода и слепни пользуются последним моментом. Со смехом и веселыми криками разбирают скотину, отделяют, гонят домой. Иных коров, как я заметил, никто не встретил, эти дорогу знают и двигаются прямо домой, там толчок лобастой головой в калитку, а дальше знакомый хлев, тихий и защищенный.
На телегах везут бревна, пойманную рыбу, забитую дичь, какую-то рыжую землю, рыхлую и неприятную… ну да, это же руда для кузницы, все стягиваются в село перед приходом ночи, когда нужно запереть все двери, обезопасить заклятиями от нечисти, а для защиты от волков спустить с цепи здоровенных злющих псов.
По дороге встретили несметное стадо овец, за ними неторопливо брел разомлевший от зноя пастух с длинным кнутовищем на плече, что свисало со спины и чертило на пыльной дороге причудливый след.
— Смерд, — сказал я строго, — ответствуй господину, что лежит в том направлении? Мне не хотелось бы и вторую ночь провести под открытым небом!
Он поклонился, опасливо посмотрел на моего коня, зело велик и страшен.
— Ваша милость, впереди река, за ней два села, оба беднее, чем наше!.. А брод не напротив, а ниже…
— Что насчет города? Чтоб в наличие постоялый двор, гостиница?
— Есть, но туда вам, ваша милость, сегодня не добраться.
— Дорога плоха?
— Дорога терпима, но далековато… — Он еще раз посмотрел на Зайчика, измерил взглядом ширину его груди, сказал, колеблясь: — Хотя, если гнать до самого вечера, к заходу солнца успеете.
— А потом уже не пустят?
Он вздохнул, развел руками.
— На ночь ворота всегда заперты. Говорят, в степи снова появились Ночные Слуги.
Я насторожился.
— А это кто еще?
— Призраки, — объяснил он, — днем только тени, а ночью обретают плоть. У кого есть амулеты, те защищены, а люди с талисманами могут даже обратить их в слизь, но остальных Ночные Слуги просто лишают разума. Потому ворота ночью на запоре.
— Разумная мера, — согласился я. — Значит, надо спешить…
Пастух ахнул, побелел. Я быстро повернулся в седле. Перед нами возник, как будто появился из незримого вихря, пес с ягненком в пасти. Пастух не успел открыть рот для истошного вопля, как пес положил перед ним ягненка и благовоспитанно отступил. Ягненок попробовал встать, жалобно бекнул и упал пастуху на ступни.
Инстинктивно он подхватил ягненка на руки, в глазах ужас, побелел, с трудом оторвал взгляд от пса и перевел на меня.
— Ваша милость… — пролепетал он. — Если бы он не отыскал этого потерявшегося ягненка… я бы подумал…
— А вот не думай, — перебил я. — Нормальный охотничий… тьфу, пастуший пес. Вроде таксы.
— Да-да, конечно, — согласился он поспешно. — Только с виду он, как это… не к ночи будь помянут…
— Вот и не поминай, — снова перебил я. — Так, говоришь, впереди река, а брод ниже по течению?.. Но это нам сильно в сторону, а выше нет?
— Есть и выше, но до того брода дальше.
— Хорошо, спасибо.
А когда отъехали, я распорядился вслух:
— Едем до реки по прямой, потом поднимемся по реке. Тот брод нас устроит больше.