Молот тяжело пополз к земле. Я разжал пальцы, слизью забрызгано до локтя, молот тяжело бухнулся оземь. Беольдр с сочувствием смотрел, как я вытираю ладони о траву. Правая рука с мечом поднялась, большой палец поддел забрало. Да, в самом деле смотрит с сочувствием, не почудилось.
– Что, – сказал я, – эти гады ядовитые? А то пальцы щиплет. Будто медузу из моря вытащил.
– Ты жил у моря? – удивился он.
– Да нет, – ответил я рассеянно. – Летал туда пару раз…
Осекся, торопливо сорвал листья с куста, все время чувствовал на себе острый взгляд Беольдра.
– Летал, – сказал Беольдр у меня за спиной. – Гм…
– Во сне, ваша милость, – ответил я торопливо. – Во сне! Я часто летаю. Вон спросите Ланселота. Или Бернарда. Даже принцесса знает, что я прямо порхаю, даже распархиваю во сне!
Судя по звуку, Беольдр сунул меч в ножны. Потом шаги отдалились, я услышал недовольное ржание. Беольдр седлал коня, тот отдохнуть еще не успел, затем Беольдр подвел своего зверя к валежине. Я посмотрел на них и понял, что в этих доспехах тоже смогу взобраться на коня только с этого седального ствола.
Костер в гнилом воздухе угас раньше, чем я собрался загасить. В полутьме встащил себя, как на гору, на спину этого проклятого коня, они только в кино подгибают колени перед раненым всадником… или это верблюды подгибают, но неважно, пусть хоть слоны, теперь никому не верю. Беольдр двинулся, казалось, в самую тьму. Мой конь качнулся и пошел следом.
Так мы проламывались сквозь гниль и мертвый лес еще с полчаса. Голые почерневшие стволы постепенно, по одному, начали заменяться живыми деревьями. В воздухе замелькали бабочки, сперва мелочь с обтрепанными крылышками, потом стандартные мотыльки, а затем уже появились огромные, как голуби, пугающе яркие. Грязь под копытами сменилась сперва мхом, потом опавшими листьями, снова мхом – уже свежезеленым, а деревья двигались навстречу чистые, вымытые, со здоровой корой и сочными изумрудными листьями.
Беольдр сказал с облегчением:
– Наконец-то!
Между исполинскими деревьями начал мелькать свет. Беольдр поторопил усталого коня. Огромные трубы деревьев помчались за спину быстрее и быстрее. Впереди за деревьями расстилалось широкое поле, а когда мы выехали на опушку, на плечи спрыгнуло настоящее солнце, принялось выжигать слизь и сырость из наших доспехов.
За полем – кольцо широкого и довольно высокого рва, в центре кольца возвышается замок. Почуявшие близкий отдых кони из последних сил пошли в галоп. Мой конь взнес меня на вершину рва, остановился так резко, что я едва не слетел через голову. Жуткая черная вода рва, гниль и смрад, пахнет таким же разложением, как и в зараженном лесу. Вода покрыта зеленой ряской и темной тиной, от нее тянет смертельным холодом, словно это вода космоса, но чувствуется, что в глубинах этой черноты живут страшные невиданные твари…
– Почему мост поднят? – пробормотал Беольдр. – Хозяин давно должен нас заметить…
Я вздрогнул от страшного рева. Беольдр трубил в длинный изогнутый рог. Щеки стали, как у самки лягушки в период течки, а на висках вздулись крупные голубые жилы, в которых, оказывается, течет благородная голубая кровь.
Тишина обрушилась звенящая, потом я сообразил, что это звенит у меня в ушах. В окнах сторожки над подъемным мостом по-прежнему никто не показывался. Я настороженно оглядывался. По мне так замок выглядит старым и древним, словно я смотрю на развалины Месопотамии, хотя, как я уже знал, люди пришли сюда совсем недавно. Стены потеряли цвет, камни то ли потрескались, то ли на них остались жуткие шрамы, между плитами зияют дыры. Четыре башенки с бойницами, но там пусто, а вид совсем заброшенный, словно люди туда не поднимались с того дня, как их покинули строители.
– Это сейчас такой, – сказал Беольдр негромко.
– А раньше?
– Посмотри на стены. О них разбили головы многие завоеватели.
Послышался визг и скрип цепей. Мост начал опускаться. Беольдр выпрямился, копье поднял и держал острием вверх. Я пробормотал:
– Даже не спросили, кто мы… Не ловушка?
– Меня узнали, – бросил он неприязненно.
Я покосился с недоумением – что за причина для неприязни? – потом понял, что крупнее Беольдра я вообще не видел рыцаря. И то, что я временами выгляжу вровень, вряд ли его приводит в восторг.
Мост загремел под конскими копытами. Массивные створки ворот пошли в стороны, похожие на крылья старой ночной бабочки: темные, истрепанные, в глубоких царапинах и пятнах. Открылся широкий двор, совершенно пустой, мертвый.
Беольдр проехал ровно настолько, чтобы сзади опустился мост. Рука нервно дернула повод, конь послушно остановился.
– Что-то не так? – спросил я.
– В прошлый приезд, – проронил он с подозрением, – вон за теми столами сидели купцы, а вон там крестьяне торговали… Нет, уже давно здесь не бывают странствующие монахи, фокусники, циркачи, менестрели, бродячие торговцы… но чтоб так пусто…