Оба рыцаря посмотрели, словно это я привел сюда войска и осаждаю монастырь. Ланзерот холодно отвернулся, Бернард буркнул:
– Мы собирались заночевать в монастыре.
– Но…
– Вот и заночуем, – отрубил Бернард.
Мы неслись к воротам во весь опор. Со стен заметили, закричали. Мы прорубывались через вражеское войско, как через заросли камыша. Войско оказалось жидкое, пестрое, я ожидал сопротивление покруче. Со стен взвилась туча стрел.
Совсем близко от меня один воин с перекошенным лицом вздрогнул от сухого короткого удара, а в его шлеме появился кончик металлического прута. Он еще заносил топор, но рукоять выскользнула из ослабевших пальцев.
Со стен раздались подбадривающие крики. Арбалетные стрелы перестали бить по доспехам и щитам, подобно граду, арбалеты перезаряжать долго, зато над головами засвистали стрелы. Пригнувшись, я несся к воротам крепости.
Створки начали раздвигаться. В стороны разбежались вооруженные люди, галопом мы влетели во двор монастыря. За спиной крики, звон железа, стук мечей и уже привычный грохот топоров по щитам и доспехам…
Я попробовал развернуть коня, он повиновался с охотой и сам без нужды ринулся к воротам. Их наполовину задвинули, но десятка два орков успели. Их зеленые морды показались мне знакомыми, но я, не раздумывая, метнул молот в эту толпу черепашек-ниндзя, поймал, метнул снова. Кривые топоры жутко сверкали на солнце, в орков стреляли из арбалетов, луков. Ланзерот и Бернард раньше меня повернули коней и рубились в передних рядах защитников.
Последние орки пали, створки сомкнули и успели вложить в огромные железные петли целое бревно из ясеня. С той стороны раздался жуткий вой разочарования, ворота дрогнули от набежавших. С ворот и со стен часто-часто защелкали арбалеты.
Я вертел головой по сторонам, конь уже успокоился, некого бить копытами, с интересом рассматривал монахов-воинов. Я их рассматривал тоже. Выглядят чересчур суровыми и мрачными. Для поездки в Гослинию, за мощами, наверняка отбирали по всему Зорру самых приветливых и улыбающихся, вроде Ланзерота да Бернарда. Теперь, среди этих мрачных суровых лиц, оба выглядят пацифистами и политкорректными правозащитниками.
Я услышал вскрик, тут же рядом со мной Асмер вскинул лук. Я услышал частые щелчки тетивы по кожаным рукавицам. Волна зловонного дыхания ударила, как дубиной. Сильный толчок в плечо, небо и земля поменялись местами. Земля с такой силой ударила в грудь и живот, что дыхание вырвалось с жалобным всхлипом. Я успел увидеть горящие свирепой яростью круглые глаза, распахнутый длинный клюв с тремя рядами острейших зубов, чудовищные лапы с длинными острыми когтями.
Три толстые стрелы пробили зверю толстую чешую и вонзились в грудь и живот. Еще две прорвали крылья, а ветер под сильным напором проделал в них широкие дыры. Одна стрела угодила в горло, и, когда крылатый зверь ударился о землю, древко с хрустом переломилось.
Я с трудом поднялся. В голове звенело, а чудовище то становилось больше, то уменьшалось.
– Что… это?
Бернард оглянулся, гаркнул с отвращением:
– Червяк! Ты решил умереть?
Я некоторое время тупо смотрел в спину, потом сообразил, что это рука Бернарда швырнула с седла. И еще понял, что крылатый зверь несся тогда прямо на меня, а Бернард меня спас в очередной раз.
– На башне! – раздался крик. – На левой башне!
Бернард прорычал:
– Ну, Дик, это тебе уже почти… Зорр!
Вокруг лязг оружия, крики, грохот копыт. Со стороны башни по каменным ступеням сбегали во двор закованные в железо рослые воины с топорами на длинных рукоятях. Навстречу ринулись монахи. Я ухватился за молот, побежал, даже не подумав вернуться к коню, тоже закричал, с разбега метнул молот, поймал и снова метнул. Сдуру я влетел в самую гущу, где молот бесполезен, ухватился за меч. По мне колотили со всех сторон, как по наковальне. Я тоже рубил, принимал удары и снова рубил, пока передо мной не оказался закованный в железо воин почти такого же роста.
Меня уже шатало от усталости. Из последних сил я закричал, шарахнул противника железным лбом в его железную переносицу. Тот отшатнулся, оглушенный, я обрушил меч, держа обеими руками. Воин завалился навзничь. Удар был слаб, но меч у меня тоже непрост, лезвие раскроило череп вместе со шлемом до нижней челюсти.
Я слышал только страшный свист: хрипели и сипели легкие. Сквозь застилающий глаза пот вдруг полыхнуло красным огнем. Лицо опалило жаром, в ноздри ударил запах горящей смолы и серы. Послышались крики.
Посреди двора возник огромный уродливый демон. Весь красный, словно раскаленный слиток металла, с горящими глазами, он распахнул жуткую пасть. Я обомлел, зубы, как острые ножи, а глотка – вход в адские печи Освенцима.
– Смертные! – взревел он трубно. – Сладкое мясо!..
Бернард и Асмер попятились. На Бернарде затлела одежда от невыносимого жара, он принялся сбивать огонь ладонями. Пламя сразу разгорелось ярче. Бернард с проклятиями отбежал, там монахи набросились толпой, гасили, бросали песок и плескали воду.