Ричард Длинные Руки

В сторонке от дороги из земли торчал древний массивный камень. Без всяких знаков, до половины зарос серым, уже высохшим мхом. Я посмотрел на оживших духом, но все равно измученных воинов, мои пальцы нащупали на поясе молот.

Бернард явно не понял, зачем я швырнул его без всякого смысла в этот валун. Я сам не знал, просто поддался чувству, что сейчас это почему-то уместно. Залопотал воздух, это ручка молота, вертясь, творит турбулентные завихрения. Грохнуло, раздался страшный треск. Я ожидал, что на камне возникнет белое звездообразное пятно, словно туда с размаха вмазали крупным снежком, но взметнулась мелкая каменная крошка, а крупные куски унесло далеко в стороны.

Я выставил мозолистую ладонь, хлопок, пальцы сомкнулись на рукояти. На серой поверхности металла ни царапины от удара, в то же время видны следы от кузнецких молотов по раскаленному металлу: древние мастера работали грубовато и небрежно, все было уже привычно, а этот молот не экспериментальный, работа шла на потоке.

Воины смотрели раскрыв рты. Даже конт Белуни сумел приподняться на локте и тоже смотрел на меня с изумлением и недоверием.

– Мы пройдем в Зорр! – сказал я громко. – Вот так будет и с нашими врагами. И силы Тьмы отступят… Верьте, ребята.

Затылок сверлил, словно бурав, упорный взгляд. Я оглянулся, успел увидеть, как священник поспешно втянул голову в повозку. Ланзерот отдал честь воинам, мы тронулись мимо дальше на юг, а они возобновили движение в тыл.

Не останавливаясь, я бросал молот во все встречные камни, валуны, хорошо бы еще метнуть со всей дури в наковальню, но уже догадывался, что в лучшем случае на наковальне будет вмятина, не разлетится же вдрызг незакаленный вязкий металл, а на молоте не останется даже отметинки. Хорошая металлургия у гномов, даже порошковую оставят позади…

Бернард ехал стремя в стремя с Рудольфом, я слышал его озабоченный голос:

– Не думаю, что это воскрешают уже побитую. С той знаем, как справляться. Хуже другое…

– Что?

– Слышал в монастыре, какой-то колдун открыл пещеры Заарота.

– А что это?

– Когда-то в давние времена, от которых остались только слухи, могучий колдун Заарот… а может, звался по-другому, это мы решили звать Зааротом, потому что на каком-то старом языке «заарот» – «самый могучий»… так вот этот колдун сумел загнать или заманить в пещеру целое войско опасных демонов и запечатал выход могучим заклятием. Прошли тысячи лет, страхи забылись. Пару раз пытались отыскать ту пещеру и открыть ее…

– Зачем?

– Понятно, зачем… Каждый уверен, что демоны в благодарность тут же станут служить тому, кто их освободит! Как будто демоны могут испытывать чувство благодарности!

Мне от подслушанного стало не по себе. Я подъехал, спросил шепотом:

– Думаете, кто-то сумел?..

Рудольф смолчал, Асмер сказал язвительно:

– Боишься, что твой молот окажется бессильным? Правильно боишься.

Слева от дороги, всего в сотне-другой шагов от нее по прямой, лошадь тянула соху. За нею шел, налегая на высокие рукояти, худой мужчина в рваной рубашке. Он горбился, старательно вел борозду, всадников заметил не раньше, чем мы оказались от него прямо на дороге. Я изумился, когда он моментально нагнулся, а когда выпрямился, в его руках были меч и щит.

Бернард помахал ему, крикнул зычно:

– Бог в помощь, добрый человек!

Мы проехали мимо, землепашец долго провожал нас взглядом, но, когда я оглянулся от леса, он уже вел борозду дальше.

– Что он так? – спросил я. – Безумству храбрых поем мы песню?

– Боится, – ответил Бернард с оттенком уважения. – Но, как видишь, не убежал. Храбр не тот, кто не боится, это просто дурак, а тот, кто сумеет преодолеть страх.

Рудольф услышал, пророкотал насмешливо:

– Дурак и тот, кто не замечает наступления нечисти. Или кто думает, что успеет уйти, собрав урожай. Здесь все-таки приволье…

– В чем? – спросил я.

– Нет сеньоров, – ответил Рудольф. Он посмотрел в спину Ланзерота. – Никто не берет налоги, никто не гоняет таскать камни для замка. Сеньоры убрались отсюда первыми! Так что тот, кто остался, в чем-то даже выгадал… Я имею в виду, выгадали простолюдины.

Бернард нахмурился.

– Рудольф, – сказал он предостерегающим тоном, – ты говоришь так, словно оправдываешь это предательство.

Рудольф смолчал, а я спросил:

– Предательство? Почему предательство?

– Никто из нас не волен, – ответил Бернард твердо. – Человек рождается грешным. Он обязан работать… не потому, что надо прокормиться, вообще обязан работать! Даже если закрома полны. Обязан защищать страну, даже если напали не на его огород, а на поле дальнего соседа. Он обязан подчиняться сеньору, ибо без подчинения и порядка любая рать гибнет, любая страна рушится, любая семья гниет!.. Человек, который живет только для себя, – предатель. Он предает род людской. А любой предатель – находка для Врага. Запомни, Дик: нельзя предавать!.. Нельзя предавать!.. Предавать нельзя!

Он говорил с таким неистовством и убеждением, словно я вот прямо сейчас колебался: предать или не предать Родину за бутылку пепси.