Вскоре Ричард был переведен в Дюрнштейн в Вахау, так что Вена оказалась для него всего лишь пересыльным этапом. Но и в Дюрнштейне, пребывание в нем подтверждают также Ансберт и «Марбахские Анналы», он надолго не задерживается, так как 6 января 1193 года мы встречаем его уже в Регенсбурге, где его показали Генриху VI, но не передали, так как Леопольд еще не договорился с императором. Можно предположить, что его вновь перевели в Дюрнштейн, и он оставался там до тех пор, пока его не повезли в Шпейер. Примерно 18 марта 1193 года мы встречаем его уже в Оксенфурте-на-Майне, где он принимает первых гонцов с родины. Речь идет об аббатах Боксли и Робертбридже, которых командировало английское правительство для установления связи с королем. Австрийское предание следует басне XIII века и повествует о трубадуре Блонделе, который в поисках своего повелителя ходил от замка к замку с песней, сочиненной когда-то вместе с Ричардом. И когда он перед Дюрнштейнским замком пропел лишь одному Ричарду известную мелодию, из темницы донеслась ответная строка, выдавшая местонахождение короля. Но мы видим, что для столь широкомасштабной поисковой операции Ричард находился в Вахау недостаточно долго. Впрочем, местность в Дюрнштейне поразительно напоминает творение Ричарда и его излюбленейшее место пребывания в последние годы жизни — замок Гайар на Сене.
Что же побудило Леопольда пленить Ричарда? Личная причина враждебности, то есть оскорбление в Акке, родственные отношения с Конрадом Монферратским и Исааком Кипрским, хотя и постоянно фигурируют в качестве главных причин, но все же сомнительно, чтобы столь решительный поступок он совершил по собственной инициативе. Но мы слышим, что в охоте за Ричардом участвовали кроме Бабенберга еще и другие, и если Ричард уже на Балканах, хотя и недостаточно, но все же стремился скрыть, кем он был на самом деле, да к тому же отказался от итальянского пути, то он определенно не боялся длинной руки Леопольда. Говден и Девиз даже утверждают, что был издан приказ по империи о поимке Ричарда, что, однако, не подтверждается германскими источниками. Какие-либо глобальные и официальные мероприятия можно исключить уже потому, что этой цели вполне могли послужить тайные инструкции, разосланные местным властям, контролировавшим наиболее оживленные пограничные города империи. В любом случае все источники свидетельствуют о настоятельном и ярко выраженном стремлении императора подчинить Ричарда своей власти и о том, что Генрих VI принял определенные меры. Из-за апелляции к высшим законам эти интересы могли даже не носить чисто французскую окраску, но германо-французский сговор создал климат, в котором этот выпад против Ричарда мог оправдываться общехристианскими интересами. Как подручный этого союза и всего «христианства», Леопольд мог рискнуть пленить короля-крестоносца, не боясь сразу же угодить в немилость всесильной церкви, к тому же ему представилась возможность получить запоздалое и неожиданное удовлетворение личных обид. Следовательно, исходя из этого можно сказать, что император извлекал выгоду из поступка Леопольда не как соучастник, напротив, ему принадлежала инициатива. В письме Генриха VI Филиппу от 28 декабря 1192 года — а это очень ранняя дата — можно найти доказательства нескольким обстоятельствам, образующим состав этого преступления. Это прежде всего достигнутая в Милане договоренность о поимке Ричарда, сопровождаемая разработкой стратегии обоснования ареста. С великой радостью, связанной с этим известием, сообщает Генрих «dilecto et speciali amico suo Philippo»[130]
, что возмутитель («turbator») спокойствия в его королевстве взят под стражу, и далее информирует его о подробных обстоятельствах бегства Ричарда с берегов Адриатики, указывая на возмущение местного населения предательским поведением Ричарда в Святой Земле. Здесь и далее поражает удивительное совпадение французских и германских интересов, Ричард характеризуется как «inimicus imperii nostri»[131]. Из этого следует заключить, что только по упущению не был заблаговременно отдан приказ об аресте врага государства, и столь важное дело препоручено было австрийскому герцогу. Если это означает, что Ричард «in nostru… potestare»[132], то 28 декабря 1192 года об этом еще не шла речь, и все же против того, что Леопольд действовал совсем не в своих личных интересах, никто не возражал. Естественно, целью письма было предоставить Филиппу возможность тут же сделать императору соответствующее высокое предложение о возможной выдаче Ричарда. Копия документа попала в Англию, решила загадку о местонахождении Ричарда и дала возможность начать действовать.