Ричард I Львиное Сердце

Вернемся теперь от 1191 года, ознаменовавшего собой конец политики уступок Филиппа, в те времена, которые источники и историки считают периодом относительного взаимопонимания — точка зрения, не вызывающая возражений, — если вспомнить о его предпосылках. Филипп стремился не дать Ричарду ни малейшего повода для отказа от участия в крестовом походе. Недоверие наблюдалось с обеих сторон. В конце концов дело дошло до того, что они стали «заглядывать друг другу в карты», как образно заметил Бертран де Борн. Ричард принимает соответствующие меры на тот случай, если в его отсутствие Филипп начнет войну, о чем пойдет речь в следующей главе, Филиппа же терзают страхи, что Ричард либо вовсе не выступит в поход, либо досрочно из него вернется — интересный случай проекции своего стиля поведения и приписывания другим своих черт характера, — что так или иначе говорит не в его пользу. И снова мы слышим обвинения Филиппа в адрес Ричарда, которые изобличают самого французского короля. В письме Филиппа Ричарду, написанном в октябре 1189 года, и в договорах, которые были заключены по вопросам организации крестового похода, вновь и вновь подчеркивается необходимость одновременного выступления. Филипп боялся опередить Ричарда даже на один переход, хотя, выступив первым, он мог бы нажить значительный политический капитал. Эго подтверждает то место у Ригора, где говорится о различных сроках отплытия из Мессины в Акку. Не зная далеко идущих планов Филиппа, трудно было бы понять его нервозность. В конце концов, именно Ричарду и по вполне понятным причинам следовало опасаться нападения Филиппа на Вексен или на другие его владения. Но какой агрессии мог ожидать Филипп от задержавшегося во Франции Ричарда? Ведь не мог же он вообразить, что тот, пока он сам сражается в Палестине во славу Господню и, быть может, свою, предпочтет разорять Иль-де-Франс? Скорее он боялся не Ричарда-агрессора, а Ричарда, отказавшегося от крестового похода. Если из-за недоверия к нему тот предпочел бы остаться дома, то это бы означало жалкий крах всей его политики, как прошлой, так и будущей. Из «дальновидной» она в единый миг могла превратиться в непростительно близорукую. И могло оказаться, что в Бонмулене он и вправду поставил не на ту лошадку. Инициатива перешла бы к Ричарду, и Филиппу пришлось бы только защищаться. И ему оставалось лишь надеяться на то, что Ричард все же пойдет в поход, тревога же объяснялась тем, что заставить его сделать это он не мог.

Барбаросса только что умер. Ричард и Филипп — единственная надежда христианского мира — 1 июля 1190 года выступили из Везеля в Бургундии в великий поход. И начиная это трагическое для многих его участников предприятие, ни один из них не думает о завоеваниях в Святой Земле, а только о войне между собой на своих землях. Не против Салах ад-Дина шел в поход Филипп, а против Ричарда. Тот же в самом деле хотел воевать с неверными, и ему просто некогда было сосредоточить свое внимание исключительно на Филиппе. При этом он, разумеется, прекрасно понимал, какие ставки в этой игре, и его реакция послужила Филиппу впоследствии поводом упрекнуть Ричарда в том, что именно из-за его надменности он был вынужден прервать свое участие в крестовом походе. Насколько это соответствовало действительности, неизвестно до сих пор.

КОРОЛЬ АНГЛИИ

Вернемся к первому гаду правления Ричарда, короля английского, отмеченного, с одной стороны, подготовкой к крестовому походу, а с другой — укреплением власти ввиду предстоявшего отъезда. Когда 20 июля 1189 года в Руане Ричарду вручили герцогский меч и он был провозглашен герцогом Нормандским, Иоанн уже был зачислен в его свиту, и в качестве престолонаследника его никто больше не рассматривал. Ричард был сразу же признан преемником своего отца во всех анжуйских владениях. И без особой спешки — перед самой своей коронацией он едва не отправился усмирять валлийцев — Ричард въезжает в Лондон.

Тем временем его мать, присягнув на верность новому королю, объявляет всеобщую амнистию и аннулирует все акты произвола старого короля. И первым делом Ричард не только возвращает Элеоноре, которой шел уже седьмой десяток, личную свободу, потерянную после неудачного мятежа против Генриха в 1173 году, но и предоставляет ей полную свободу действий. Прибытие 13 августа в Англию нового короля было встречено всеобщим ликованием, поскольку с ним связывались радужные надежды на будущее. И эти настроения становятся вполне понятными, если вспомнить, сколь многие тогда вновь обрели права, утерянные при Генрихе И. Но волну общего радостного возбуждения, поднявшуюся по вполне объективным причинам, подгонял, разумеется, еще и сильный ветер иллюзий, как вполне естественных в подобных случаях, так и специально поддерживаемых Ричардом: он превратился в само воплощение любезности и стал удивительно чуток к любым просьбам.