Ричард Львиное Сердце

Башни Сидона засверкали непорочной белизной над сизой пеленой туманов. Путники увидели золотистые пески, окаймленные морской пеной, увидели и корабли. Спускаясь по долине, роскошно усеянной цветами и душистыми кустами, там, где крепкие кактусовые изгороди замыкали вспаханные поля и оливковые сады, а кузнечики поднимали свою трескучую музыку, Джафар-ибн-Мульк прервал молчание, в которое были погружены все трое:

— Пора? — спросил он своего брата, не поворачивая головы.

— Нет ещё, — отозвался Коджа.

Маркиз принялся горячо молиться, но не раскрывая уст.

Они вступили в степь, среди которой торчали утесы, покрытые альпийскими розами и диким виноградом. Здесь воздух был мягкий, чистый, солнце нежно. Осел маркиза вдруг вздумал порезвиться, насторожил уши и заржал. Джафар-ибн-Мульк подошел вплотную к маркизу и обнял его за шею.

— Добрый знак! — сказал он. — Рази, Коджа!

Коджа всадил свой нож по рукоятку — маркиз только кхекнул. Джафар сиял его с осла — труп трупом.

— Ну, а теперь отправляйся обратно, Коджа, — проговорил он. — Я должен оставаться здесь: таково ясное желание Старца!

— И я тоже думаю, — сказал тот. — Дай мне доказательство!

Они отрубили маркизу правую руку. Коджа, встряхнув её, положил себе за пазуху. Когда он уж отъехал далеко по дороге в горы, Джафар сел на кучку фиалок, поел немножко хлеба и фиников и крепко уснул на солнышке. Там его и нашел объезд сидонских солдат, которые тут же поблизости нашли бренные останки своего повелителя за исключением правой руки. Солдаты забрали Джафара-ибн-Мулька и сожгли его живым.

Старец из Муссы был ласков с Жанной; он был до того доволен ею, что редко проводил время без неё. Он находил теперь, что Фульк — прекрасный мальчик, да иначе и быть не могло, принимая во внимание, какие у него родители. Жанне была дана самая полная свобода, какая только возможна для любимицы великого владыки. Однажды, недель шесть спустя после того, как она в первый раз явилась в долину, он послал за ней. Когда она пришла и низко поклонилась, он потянул её за руку, чтоб она стала рядом с троном, обнял её и поцеловал. С чувством самоудовлетворения заметил он, что у неё прекрасный вид.

— Дитя моё! — ласково начал он. — У меня есть для тебя новость, которая, наверное, будет тебе приятна. В настоящее время большая часть маркиза уже разложилась в склепе.

Зеленые глаза Жанны дрогнули на мгновенье; она молча всмотрелась в умное лицо старика.

— Государь! — спросила она по привычке. — Это правда?

— Сущая правда, — ответил он. — В доказательство взгляни на эту руку, которую один из моих ассасинов — тот, что остался жив — принес мне.

Он вынул из-за пазухи мертвую руку и положил бы её на колени Жанны, если б она не воспротивилась.

Он опустил её на пол рядом с собой. Потом Старец продолжал:

— По справедливости, я мог бы требовать себе награды за это. Я и потребовал бы, если б не был уже вознагражден.

Опять Жанна вдумчиво всматривалась в него.

— Какое же это ещё вознаграждение, государь? — промолвила она.

Старик только улыбнулся своей умной улыбкой и теснее обнял её стан. Жанна продолжала думать свою думу.

— Ну, что же вы сделаете теперь со мной, государь? Убьете меня? — спросила она.

— Можешь ли ты задавать такой вопрос? — ответил Старец.

Затем он продолжал говорить уже более важно. Он сообщил Жанне, что, по его мнению, жизнь короля Ричарда находится пока в безопасности, но что он предвидит большие затруднения на его пути, пока он не уберется восвояси.

— Не один ведь маркиз Монферрат враг ему, — продолжал Старец. — Мелек страдает от того же, от чего и все великие люди — от зависти людей, которые, с его точки зрения, слишком глупы, чтоб он мог считать их человеческими существами. Для дурака нет ничего противнее, как видеть собственную глупость; а так как твой Мелек — всё равно, что зеркало для таких людей, то можешь быть уверена, что они придушат его при первой возможности. Он — самый смелы из всех людей на свете и один из лучших правителей, но он нескромен. Он — человек чересчур властительный; и слишком мало в нем любви. Жанна слушала его с широко раскрытыми глазами.

— Разве вы знаете моего господина? — спросила она.

Старик взял её за руку.

— Весьма немного есть людей на свете, — сказал он, — про которых я не знал бы чего-нибудь. Говорю тебе: есть предел власти Мелека. Не может человек своенравно говорить Да или Нет без того, чтобы за это когда-нибудь не поплатиться. С той, как и с другой стороны, долг всё растет. Его дело — с кем столкнуться: с теми ли, к кому он сперва благоволит, или с теми, кого он отвергает. Обыкновенно первых труднее удовлетворить, чем последних. Поэтому пусть он остерегается своего брата.

Жанна прильнула к нему, умоляя его и взглядом, и устами.

— О, господин! — сказала она, и губы её задрожали. — Если я хоть что-нибудь значу для вас, скажите мне, когда королю Ричарду будет угрожать опасность — тогда я должна буду покинуть вас.

— Будь, что будет, — проговорил её повелитель. — Но я сообщу тебе всё, что найду нужным для тебя; и этим ты должна удовлетвориться.