Целую неделю пролежал он в постели и в бреду болтал, не переводя духа, всякий вздор про Жанну и Темную Башню, про поля терновников у Пуатье и Лангедока, про своего брата, красавца Генриха, про Бертрана де Борна и про сокола в Ле-Пюи.
Затем случилось приятное событие. Благородный враг Ричарда, Саладин, услышал про его болезнь и послал брата своего, Сафадина, навестить его. Великого эмира ввели в шатер его великого врага.
— О, Боже христиан! — воскликнул он со слезами. — Какому великому делу Ты дал совершиться! Ты сотворил это зеркало Твоей власти, а затем Сам потемнил его!
Он поцеловал пылавшее чело короля Ричарда, затем выпрямился, глядя в лицо окружающим.
— Говорю вам, государи мои! Во всей нашей стране ещё не видано такого царя. Мой брат, султан, готов скорей лишиться Иерусалима, чем дать умереть такому человеку!
При этих словах Ричард открыл глаза.
— Нет, Сафадин! Нет, друг мой! Ещё ни смерть, ни Иерусалим не в моей власти. Заключи для меня с братом моим Саладином перемирие на три года, а там я, с Божьей помощью, опять приду сразиться с ним. На этот раз меня больше не хватает.
— Дорогой государь мой1 — спросил Сафадин. — Вы ранены?
— Ранен? — шепотом отвечал король. — Да, ранен в душу и сердце. Больно, ох, как больно, больно!
Преклонив перед ним колена, Сафадин поцеловал его перстень со словами:
— Пусть Бог, которого мы втайне исповедуем оба, Бог всех богов, сотворит тебе на благо, о брат мой!
Так сказал Сафадин, а Ричард улыбнулся ему в ответ и ласково кивнул головой.
Когда мир был заключен, короля перенесли на корабль. Флот отплыл в Акру.
Глава Х
УЗЫ
На другой же день по прибытии в Акру король Ричард послал за своей сестрой Жанной Сицилийской и обратился к ней с такими словами:
— Ну, сестра, скажи мне правду: что произошло при свидании королевы с мадам Анжуйской?
— С мадам Анжуйской?! — вскричала Жанна, которая, как вам известно, была очень умна. — Мне кажется, вы отнимаете этот титул у королевы?
— Я не могу отнять от неё того, что никогда ей не принадлежало, — возразил король Ричард. — Но я могу повторить свой вопрос, если вы не помните его.
— Не надо, государь, — ответила она и рассказала всё, что знала, прибавив: — Государь мой и брат мой! Осмелюсь доложить вам: мне кажется, что королева находится в большом горе. Мадам Жанна не заявляла никаких притязаний; надеюсь, я отдаю ей полную справедливость. Но заметьте, ведь и королева также не требовала ничего. Вы сами взяли её за себя, по своей королевской воле, и она вполне сознавала эту честь. Но вы отняли у неё обратно большую половину того, что дали. Королева любит вас, Ричард! Она теперь самая несчастная дама; но ещё есть время поправить беду: пусть она будет для вас королевой-супругой, о брат мой, Ричард, — и всё может ещё хорошо сложиться. Какая другая причина могла побудить мадам Жанну поступить так? Ведь не любовь же к старику, которого она в глаза не видала?
Чело короля побагровело; но он заговорил обдуманно:
— Никогда не сделаю её своей женой. Никогда добровольно не пожелаю больше её видеть. Я прегрешил бы против Бога и против чести, если бы поступил иначе. Я этого не сделаю никогда, никогда! Пусть она возвращается восвояси!
— О, государь, государь! Как же ей это сделать?
— Как ей будет угодно. Со своей стороны я приложу весь почет, какой ей подобает.
— Но, государь, приданое…
— Я верну его всё, до последнего гроша.
— Но оскорбление…
— Оскорбление уже нанесено: я хочу избежать большего.
— И это твердое ваше решение, Ричард?
— Бесповоротное.
— Но, государь, она вас любит.
— Напрасно любит!.. Встаньте!
— Молю вас, государь: явите жалость к ней!
— Я глубоко её жалею. Я, кажется, всегда и всех жалел, с кем только имел дело. Но не хочу видеть вокруг себя особ, достойных жалости! Прощай, сестра. Уйди, не то мне придется жалеть тебя.
Но Жанна продолжала умолять:
— О, государь!..
— Прием окончен! — вымолвил король.
Королева Сицилийская встала и простилась с братом.
Ричард сдержал свое слово: он никогда больше не видал в глаза Беранжеру за исключением одного раза, и то впоследствии. Он сделал в Сирии всё, что оставалось ему делать: закрепил мирный договор с Саладином; присутствовал при выборе Генриха Шампанского и водворил на место Гюя Люзиньяна; распределил кому какие следовали наказания и награды, насколько это было в его власти; наконец, послал обеих королев в сопровождении охраны в Марсель. Затем, спустя два года после того, как вступил в Акру полным надежд победителем, он выехал из неё разбитым. Он брал все города, которые ему приходилось осаждать; он выигрывал каждое из своих сражений. Его побили не неверные, а его же союзники.