О вы, дорогие товарищи счастливых дней, Шэль и Пансавен, объявите во всеуслышание, по всей земле, в бессмертных песнях, какую несправедливую войну подняли против меня враги мои! Скажите всем, что среди моих преступлений никогда не было ни вероломства, ни коварства, ни обмана! Возвестите, что до отдаленнейших времен позором будут гореть обиды, какие выношу я здесь в неволе!
Пусть знают все люди в Анжу и Турени и всякий новичок рыцарь, всякий мощный молодец, что уже ни долг, ни любовь не в силах спасти вашего короля, вашего друга из оков! Далекий от утешения, лежит здесь злополучный узник могучего врага, который презирает всё ваше усердие, весь ваш пыл, который удостоит вас лишь сожаления.[144]
«Песня смиряла беду» царственного узника, который говорил: «На меня навалили столько оков, что вряд ли вынесла бы лошадь или осел». А когда она замолкала, слышался хохот и звуки оружия: узник боролся с тюремщиками, радуясь, что он сильнее всех, потом спаивал их.
Но вдруг мир узнал об узнике: роль Блонделя, кажется, сыграло перехваченное письмо императора к Филиппу II. Всюду вспыхнул пожар. В Англии, где братец Джон сначала скрывал плен короля, потом распустил слух об его смерти и тиранически заставлял народ присягать себе, возобладали его враги с Лоншаном во главе — честолюбивым, но умным выскочкой, который возвысился до звания канцлера королевства и папского легата. Их подстрекала Элеонора, жаждавшая видеть своего сына-любимца. Враг Джона, папа, уведомил епископов Англии — и два аббата бросились в Германию на поиски короля. Они встретили узника на дороге из Трифельса в Шпейер, куда император вызвал его на имперский суд.
Чудовищный суд, на который Генрих не имел никакого права, был торжеством Ричарда. Император дошел до безумства: требовал не только безбожного выкупа, но ещё ленной присяги и войны с собственными его союзниками — гвельфами и сицилийскими норманнами, Ричард предложил только 100 тысяч марок: он отказался от унижений, «хотя бы это стоило ему жизни». Он «будто сидел на своем троне», говорит очевидец, и потрясал рукой вместо меча, потом вдруг, в благодушном порыве монарха, бросился к ногам императора, умоляя его «за Англию». Даже Генрих поднял и обнял его, взволнованный; и слезы выступили на глаза Леопольда. Сейм объявил Ричарда невинным, особенно относительно смерти Монферрата[145]
.Вся Европа волновалась. Общественное мнение поднялось горой за царственного гения в цепях, столь блистательно защитившегося на бесправном суде. Трубадуры изо всех сил прославляли своего злополучного великого собрата. Пошла игра дипломатии против зазнававшегося нового Цезаря. Половина могучих князей Германии взялась за старую крамолу; оживились гвельфы. Наконец, папа грозил Грозному отлучением от церкви. А в Англии народ нес последние гроши на освобождение своего короля, помня его щедрость и негодуя на пошлого тирана Джона, графа Мортэна. С богачей брали четверть доходов, с духовенства — десятину; продавали церковную утварь; к Ричарду приходили даже простые люда со своими подарками.
Генрих сдался. Он стал держать узника как гостя в Вормсе. Элеонора уже прибыла в Кёльн за сыном. Но ещё протянулось с полгода в торгах, как видно из переменных договоров. Филипп II и Джон предложили императору по тысяче марок за каждый месяц проволочки: «так они любили Ричарда», замечает очевидец. Генрих заломил сначала 150 тысяч марок — сумма «почти неисчислимая по тому времени», говорит очевидец. Наконец, в январе 1194 года, договорились так: Ричард уплачивает 50 тысяч марок и получает свою же Англию из рук императора как лен, зато Генрих награждает его королевством Арелатом, которого не существовало на деле.
4 февраля 1194 года Ричард получил свободу. «Берегитесь, дьявол спущен с цепи!» — извещал Филипп Джона, с которым он только что заключил союз против Ричарда. А дьявол, встреченный в Кёльне матерью, бросился в собор, в самую середку хора, где давай разливаться запевалой и махать руками вместо палочки дирижера. Он тотчас написал в Палестину, что пойдет кончать святое дело.
Судьба словно хотела показать, что его палачи заслужили кару. Леопольд погиб в том же году бесславной и мучительной смертью. Зимой на турнире конь его поскользнулся на льду и отшиб ему ногу. Долго никто не решался отнять воспаленный член. Наконец герцог взял топор и сам держал его на ноге, а слуге велел бить по топору. При третьем ударе нога отвалилась, а вместе с ней улетела и душа многогрешного австрийца, которому было всего тридцать семь лет. Не прошло и трех лет, как умер его ещё более молодой император, в разгаре своих мечтаний миродержца. Но он оставил потомкам гордое сознание. В наши дни немецкие историки торжественно указывают на то, что на протяжении одиннадцати веков в германском плену побывали не только такие мошки, как Дезидерий, Беренгар II и Вольдемар II, короли лангобардский, итальянский и датский, но сам Ричард Львиное Сердце, Франциск I и Наполеон III!
VI. Последние дни героя