Ричард Львиное Сердце

«Врата к святым местам», как называли Акру, были взяты. Но чего это стоило! Турки два месяца отбивали осаждающих, истребляя греческим огнем их машины, истомляя их самих вечными набегами. В лагере под Акрой царствовали заразы и голодовка (припасы и даже лес для машин приходилось привозить из Италии), невыносимый зной, недостаток воды. Между христолюбивым воинством пошли жестокие раздоры, причем озлобленный до болезненности Ричард сам первый оскорблял всех. Сразу начали делить шкуру ещё не убитого медведя: Ричард хотел утвердить иерусалимским королем Люзиньяна, Филипп стал за Монферрата и требовал ещё, по договору, пол-Кипра. Разболевшийся Филипп вскоре уехал со своими французами. Немцы со своим вождем Леопольдом Австрийским затаили в душе месть, когда они первые водрузили свое знамя в Акре, а Ричард сорвал его и заменил своим. Генуэзцы были на ножах с пизанцами. А Конрад Монферрат стал Иудой, переговаривался с Саладином. Его, наконец, убили враги Саладина, ассасины, которые для этого полгода служили монахами в Тире. А молва обвиняла Ричарда, восстанавливая тем несправедливо всех против героя, и без того возбуждавшего всюду зависть своими подвигами. Только вдова Монферрата Изабелла сочувствовала Ричарду как главному бойцу за святыни: она вышла за его племянника (но его уже называли не королем, а графом иерусалимским).

Наконец у Ричарда нашелся достойный соперник среди неверных. Ислам и тут вступил в борьбу с христианством. И его идеал оказался куда выше. Саладин уступал Ричарду только в богатырстве, но он превосходил его и как государь, и как человек. Никто из повелителей Востока не пользовался такой любовью современников, не возбуждал столько удивления в потомстве. Строгий мусульманин (его имя — «чистота веры»), он снискал сочувствие и христиан, которые занимали у него важные должности. В песнях и летописях Саладин представляется идеалом правдивости, великодушия, ласковости и образованности. Ничто не могло разозлить его, ничто так не мучило его, спокойного, ровного даже в бедствиях, как вид печального лица. Он пил одну воду, одевался в грубую одежду, всё раздавал бедным — его не на что было похоронить. Правда, как политик, и он отдавал дань времени: иногда достигал цели коварством и жестокостью. Но это знали немногие, а всех поражало его нравственное величие. Например, при взятии Иерусалима. После того как христиане разграбили караваны Саладина и обидели его мать, его же воины кормили, лечили, охраняли покоренных; сам султан из своих рук напоил короля иерусалимского, то есть даровал ему свободу. А под Акрой, в минуты перемирия, Саладин посылал врагам подарки, плоды; Ричард же красовался на коне, на шее которого болталось ожерелье из голов исламских заложников, в чревах которых его сподвижники искали золото, нужное им прежде всего для азартных игр и для разврата.

Зато истинное богатырство Львиного Сердца блеснуло во всей красе именно тогда. Покинутый союзниками, больной, раненный копьем в бок, герой вдруг двинулся на Иерусалим. С горстью истощенных ратников он сильно разбил Саладина, причем именно где рубил, там становились улицы. Он гнал его почти до ворот святого города. Но голод, мор, коварство суриан заставили победителей внезапно повернуть назад. И тут-то совершились подвиги, которым никто не поверил бы, если бы очевидцы, и свои, и исламские, не свидетельствовали единогласно о том, чего «не совершали ни Антей, Гектор и Ахиллес, ни Александр, Иуда Маккавей и Роланд». Раз сподвижники Ричарда оторопели перед вдесятеро сильнейшим врагом. Богатырь бросился один. Враг покрыл его собой — свои не видели его. Вдруг он выходит из этой бани, «как еж»: его кольчуга была вся в застрявших стрелах сарацин, которые расступились перед ним и только издали стреляли. Лишь один богатырь эмир бросился на Ричарда, но тот одним ударом отсек ему голову, плечо и правую руку. После этого Ричард обыкновенно гарцевал один перед рядами неприятеля, тщетно вызывая кого-нибудь на поединок. А раз он слез с коня и давай обедать перед врагами, окаменевшими от изумления. Когда уже возвращались домой и войска были посажены на суда, вдруг пришла весть, что гарнизон Яффы осажден сотней тысяч воинов Саладина. Ричард бросился с десятью рыцарями (имена всех сохранила история) и сотней ратников — и Саладин бежал в ужасе.