Ричард Львиное Сердце. Король-рыцарь

Переговоры возобновились на новых базовых принципах: 29 июня в Вормсе Генрих VI согласился освободить Ричарда, как только получит сумму в сто тысяч марок, при учете того, что вся сумма составляла сто пятьдесят тысяч. Чтобы быть уверенным в выплате этой суммы, Ричард обязался отпустить заложников. Он мог быть избавлен от уплаты, если ему удастся уговорить своего шурина Ричарда Льва присоединиться к императору. К концу лета 1193 года Ричарду удалось вернуть преимущество в ряде политических провалов, которые имели место в Германии между королями Англии и Франции. Однако он не отлучился от дел. Вероятно, в течение этого сложного периода Ричард сложил две жалобные песни, одна из которых ясно выражает чувство одиночества, охватившее его из-за постоянных задержек его освобождения, связанных с медлительностью его вассалов и выплатой выкупа, как предписывает феодальное право. Эта песня, посвященная его «сестре графине» Марии Шампанской, предоставляет последующим поколениям новый образ этого человека с многочисленными талантами, короля, рыцаря, поэта и трубадура:

Я не скажу причины. Но я сочинил песню.

Нет ни друзей, нет ни талантов,

Я сижу один в темнице.

Об этом знают мои люди и мои бароны, английские, нормандские, пуатевинские и гасконские, что я совсем один сижу в тюрьме.

Я знаю хорошо, что смерть не берет ни друзей,

Ни родителей.

Я знаю, что я не совершенство.

Но мои бароны держат мои земли в беспокойстве.

И если помнят они о клятве,

Они возьмут в руки оружие и спасут меня.

Графиня сестра, я не могу быть уверен в моих компаньонах —

Казне и Першероне,

Уже не говоря о Шартре^42[470].

Вмешательство Алиеноры

Ричард, оплакивая нравы, вынудившие его в течение двух зим быть заключенным, хорошо осознал вероятные причины его пребывания в плену и задержки оплаты этого огромного выкупа. Однако Алиенора со своей стороны действовала со свойственной ей энергией, чтобы освободить сына. Она не только торопила чиновников и поборников справедливости собрать необходимую сумму, но также вела активную дипломатическую деятельность, привлекая различные власти на свою сторону. Папа Римский, говорят, уже отлучил от церкви Леопольда и угрожал применить те же меры по отношению к Филиппу Августу, если он будет слишком открыто нападать на территории Ричарда, который еще считался крестоносцем. Но эти последние угрозы оставались лишь словами, и к тому же ничего не было предпринято против Генриха VI, держащего у себя пленника. В трех письмах, подлинность которых является спорной, написанных, вероятно, для нее канцлером Петром Блуаским, Алиенора обращается к папе Целестину III[471], чтобы упрекнуть его в неподвижности и недостаточных усилиях, приложенных папством, чтобы положить конец этой очевидной несправедливости:

 «Часто на маловажные дела вы отправляли своих кардиналов на край света; а в таком безнадежном и плачевном деле вы даже не соизволили отправить даже служку. Короли и князья в заговоре против моего сына; его держат в кандалах, пока другие грабят его земли; его держат на пятках, а другие его бичуют. И в течение всего этого времени меч Св. Петра остается в ножнах. Трижды вы обещали отправить легатов, и вы этого не сделали. (...) Увы, теперь я знаю, что обещания кардинала — это лишь пустые слова»^44[472].

Энергичные слова, однако, не возымели никакого действия, и Алиенора вынуждена была рассчитывать только на себя, чтобы добиться желаемого. Она продолжила давление на административных работников Англии и на представителей оставшейся анжуйской империи, чтобы собрать деньги. Феодальная помощь, которая предусматривала участие вассалов в оплате, стала здесь тяжелым обязательством, которое бароны переложили на своих людей. Чтобы освободить своего короля, жители должны были отдать четвертую часть своего имущества^45[473]. Здесь речь идет о глобальной средней оценке. Новым элементом было то, что это обязательство касалось всех слоев населения, как мирян, так и священнослужителей. Согласно Раулю де Дицето и Рожеру де Ховдену, чтобы собрать нужную сумму, приходские церкви вынуждены были отдавать сокровища, накапливаемые в течение долгого времени. Архиепископы, епископы, аббаты, настоятели, графы и бароны должны были отдать четвертую часть годового дохода и двадцать су за феодальный удел рыцаря; монахи и каноники белого ордена, занимавшиеся разведением баранов, сдали деньги за проданную за год шерсть; священники, живущие на десятину, отдали ее десятую часть^46[474]. Короче говоря, как отмечает Рауль де Коггесхолл, не было ни церкви, ни ордена, ни сословия, ни пола, кто мог бы избежать взноса на освобождение короля^47[475].