— Взгляните! Взгляните, ваше величество! — вдруг воскликнул Меркадье. — Очертания Святого Града! Их можно различить! Мне кажется, это добрый знак, что мы еще вернемся сюда и отвоюем Гроб Господень.
Ричард посмотрел туда, куда указывал Меркадье, но солнечный луч ослепил его. Ричард прикрыл свой взор рукою и промолвил со стоном:
— О нет! Не буду смотреть! Нет, не увижу Иерусалима до тех пор, пока не завоюю его!
Он пришпорил Фовеля и стал спускаться с холма.
Глава двадцать девятая
НЕВЕСТА СИРИИ ОПЯТЬ ВЫХОДИТ ЗАМУЖ
В неописуемом горе крестоносцы оставляли заветный город за своей спиною и шли назад, вниз, к Рамле. Единственное, что могло хоть как-то их утешить, — солнечный день да припасы вина и продовольствия, приберегаемые для осады и розданные теперь по щедрому приказанию короля Англии. Когда спустились с гор, у их подножия был устроен привал — целый пир, обильный, но горький. В угрюмом молчании крестоносцы насыщались и подкреплялись вином и едой. Не слышно было ни молитв, ни песен, ни восклицаний. Только тяжкие вздохи:
— А солнышко-то!.. Солнышко-то нынче какое!..
— Как раз бы идти дальше на Иерусалим.
— Да, видно, не судьба, братцы!..
— И чего повернули?
— Не судьба… Не судьба…
— К Пасхе.
Солнечный день глубоко оскорблял Ричарда. Неужто и впрямь природе радостно его горе?! Неужто и ты, Господи, радуешься?
Встреча с Беренгарией была бы для короля Англии теперь нестерпимо мучительной. Во-первых, неудача похода. Во-вторых, та сарацинка в Эммаусе. Как смотреть жене в глаза? Она простит. Простит и то и другое. Но как смотреть в глаза? И Ричард утешался тем, что идет не в Яффу, а в Аскалон.
От Рамлы, отдохнув пару суток, двинулись налево, на юг, по Сефелской равнине. Небо опять нахмурилось, но было довольно тепло и сухо. Беренгария не соизволила приехать к своему мужу. Стало быть, ей все известно про его ночь с сарацинкой. Что ж, оно и лучше. Сейчас Ричард не чувствовал никакой любви к жене. Словно и не было у него в жизни дней ослепительного счастья с этой наваррской красавицей.
Бургундцы, шампанцы, итальянцы и немцы были отпущены в Яффу. С Ричардом в Аскалон шли только подданные короля Англии — аквитанцы, гасконцы, англичане, нормандцы, бретанцы.
Двигались медленно, устало, позволяя себе расслабиться, и лишь когда опять зарядил дождь, ускорили шаг. Спустя полторы недели после решения об отмене похода на Иерусалим войско Ричарда вышло к развалинам Аскалона, за которыми открывался черный простор Средиземного моря, — невиданная буря бушевала здесь, вздымая исполинские волны и ударяя их с ревом о берег. Ричард направил своего Фовеля к самому тому пределу, до которого доползали страстные руки волн. Соленые свежие брызги осыпали лицо Ричарда, где-то далеко он увидел в небе светлое трепетание, будто белоснежная голубка порхала там, и тотчас в душе его что-то тоже вострепетало, он вдохнул в себя дыхание бури, закрыл глаза и сказал:
— Как хорошо!
Снова открыв очи, Ричард Львиное Сердце увидел мир по-новому, словно свежий дух вселился в него, словно буря, увиденная им, смыла следы неудач.
тихонько запел Ричард, не узнавая своего голоса, робкого, слабого, Бог знает когда в последний раз певшего.
Он засмеялся этой слабенькой и беспомощной песенке, сочинившейся с ходу, тяп-ляп, без мощного, привычного Ричарду вдохновения, но все же — родившейся, встретившей его здесь, на развалинах Аскалона, на развалинах неудавшегося похода на Иерусалим, на развалинах всей его жизни, ибо Ричарду казалось, что вся его тридцатичетырехлетняя жизнь приблизилась к своему завершению, что он прожил все, что только мог прожить, и уже состарился за этот прошедший год в Святой Земле, где так много, так много произошло!..
Казалось, и впрямь где-то там, высоко-высоко в небе, трепетали белоснежные крылья, но сколько Ричард ни всматривался, он так и не мог понять, мерещится ли ему его голубка или она и впрямь летает в своей головокружительной выси.
— Спасибо тебе, буря, — весело вздохнул король Англии. — Ну что, Фовель, будем жить дальше?
Конь замотал головой сверху вниз, сверху вниз, тихонько иготнул и легонько, дружески куснул Ричарда за колено.
— Ах ты мой родной! — простонал Ричард и мокрым от слез лицом приник к конской гриве. Фовель оглянулся, делая знак своему хозяину, что к нему подъезжает барон Меркадье. Этому человеку в последнее время Ричард почему-то доверял больше всех.
— Ваше величество…
— Какая славная буря, эн Гюи! Я даже прослезился от восторга.
— Это хорошо. Я вижу, ваше уныние немного рассеялось.
— Да, эн Гюи, мне несколько лучше. Ну что, сможем мы восстановить Аскалон?
— Отчего бы и нет? Яффу же подняли из развалин.