Ричард Львиное Сердце: Поющий король

— Постой-постой… — прошептала Беренгария, на миг оторвавшись от их первого настоящего поцелуя. — Сними с меня все!

И как осенняя листва с терзаемого ветром дерева, посыпались на пол атриума одежды — гофрированный жипп, пояс из золотых чеканных пластинок, бархатное блио, затем толстокожий позолоченный пояс Ричарда и Ричардово блио.

— Венцы! — выдохнула Беренгария.

Да, венцы, их ведь тоже надо было снять. И король бережно снял с головы невесты тонкий золотой венец, а головная накидка сама слетела, освободившись от тяжести венца. И венец Беренгарии, и свою корону, тоже легкую, Ричард положил у изголовья брачной постели. Теперь на них оставались последние одежды — длинные льняные шенсы. Ричарду вновь стало тоскливо.

— Любимый… — простонала Беренгария, вся дрожа.

— Беранжера, — готовый умереть от стыда за свои прыщи, которые сейчас надо будет обнажить, промолвил Ричард. — Я должен…

— Молчи! — улыбнулась Беренгария, стуча зубами. — Я все знаю. Они убегут от нашей любви.

И никогда доселе не испытанная им нежность затопила душу Ричарда, едва он услышал эти слова. В следующий миг он единым махом сорвал с себя свой шенс и, задыхаясь, кинулся к Беренгарии, которая, уже не в силах стоять, упала на постель.

Она оказалась девушкой, и они оба плакали, как дети, когда все свершилось в первый раз.

— Глупый, глупый, как ты мог бояться, что я побрезгую тобой, — с укором шептала Беренгария.

— Беранжера, девочка моя! Ты ждала меня! Какое счастье! Ты такая чистая, сама чистота, а я… Какую жизнь я вел до тебя!..

— Ты — пламя, а где пламя, там и угли и сажа, — отвечала мудрая жена — теперь уже жена Ричарда.

— Господи… — снова задыхаясь от нежности, шептал Ричард. И из нежности вновь рождалось желание. — Свет мой!

— Свет твоего пламени, — отвечала Беренгария, с радостью и дрожью встречая желание своего мужа — теперь уже мужа.

Боже, это произошло уже дважды, и Ричард вновь ужаснулся тому, как быстро летит время. Они уже дважды муж и жена, а еще так недавно стояли в оцепенении, боясь тронуть чистую гладь.

И Беренгария вновь плакала, и Ричард тоже не в силах был сдержать слезы. Но теперь мужество возвратилось к нему, он почувствовал прилив гордости и сил, а главное, что плевать на прыщи! Он встал и, не стесняясь, прошел к столику, где стояли вина, налил два стакана, принес себе и ей. Красное вино, красное, как пятнышки на простыне.

— Как хорошо! — отплакавшись, вздохнула Беренгария. — Господи, какое счастье!

— Выпьем за него, за наше счастье, — протянул Ричард стакан, наполненный до краев.

— Выпьем много? — лукаво спросила жена. — Увидим Бога?

— Бог сейчас переполняет мою душу, — ответил муж. — Надо угостить Его душистым кипрским.

И они стали жадно пить вино. И еще два раза Ричард подходил к столику, а когда они выпили по три стакана, он сказал:

— Вина-то мы осушили по три чаши, а любви еще только по две.

И в третий раз они стали мужем и женой, и долго, небывало долго пили эту третью чашу любви, какой-то бездонной она оказалась.

— Где же дно? — спрашивал Ричард со стоном.

— Может быть, его нет? — будто откуда-то издалека отвечала Беренгария.

Но они добрались все же до третьего дна, и когда это случилось, Беренгария, взмокшая, выскользнула из влажных объятий мужа, подползла к краю имплювия и перекатилась в воду, в лепестки роз, в отражения звезд. А Ричард, разбросав во все стороны руки и ноги, лежа на спине, смотрел то вверх, на звезды, сияющие в отверстом потолке, то вниз, на звезду, купающуюся в водоеме. Ему жадно хотелось теперь петь, но сил не было, и он не в состоянии был даже спеть тихо-тихо. Потом он тоже перекатился из постели в имплювий, погрузился в прохладу воды, нашел там возлюбленное тело, обвился вокруг него, целовал мокрое лицо, глаза, губы, лоб, щеки, мокрые волосы, плечи, руки, всю ее, свою жену Беранжеру.

— Я вся засыпаю, — пробормотала она, и они выбрались из водоема, быстро обтерлись хлопчатыми покрывалами, легли, сплелись друг с другом и канули в сон.

Во сне Ричард ничего не видел, и, может быть, потому, когда он открыл глаза и увидел склонившуюся над его лицом рыжую морду коня, он подумал, что это сновиденье. Конь внимательнейшим образом разглядывал Ричарда. Выражение его морды было даже каким-то насмешливым.

— Что это еще за рыжий нахал? — спросил наконец король Англии.

В ответ на это конь гоготнул и отошел, цокая копытами. Ричард приподнялся, освобождаясь от объятий жены, и помотал головой, стряхивая с себя остатки сна. В атриуме царили теперь рассветные сумерки, небо в прямоугольнике комплювия было сизым, постепенно наполняясь лазурью. Но конь был рыжий, той в точности рыжины, как волосы и борода у Ричарда.

— Ничего не понимаю, — засмеялся король Англии.

Конь подошел к имплювию и стал пить воду и розовые лепестки.

— Ах, — вздохнула Беренгария, просыпаясь. — Боже, как сладко болят все мои косточки.

— И у меня, — счастливо смеялся Ричард. — Будто я вчера участвовал в трех сражениях.

— А разве не в трех? — улыбнулась Беренгария.

— В трех, в трех, — кивнул Ричард. — Смотри, кто пришел первым поздравить нас с тремя вчерашними победами.