Ричард Третий и Генрих Восьмой глазами Шекспира

– Ну, знаете, как оно бывает, приказ о казни доставили в Тауэр немедленно, а приказ о помиловании где-то задержался, вот и вышло… – разводит руками Глостер. – Человеческий фактор.

На сцене появляется лорд Стенли и кидается королю в ноги с просьбой помиловать слугу, который в драке случайно убил дворянина. Причем дворянин не рядовой, а приближенный самого герцога Норфолка. Норфолки, как известно, были очень-очень родовитыми и влиятельными, входили в тройку самых богатых землевладельцев Англии, и трогать тех, кто принадлежал к их свите, весьма рискованно. Король в ярости.

– Ну уж нет! По моему неосторожному слову убили моего брата, а теперь хотите, чтобы по моему слову простили раба? Куда вы все смотрели, когда я подписывал Кларенсу смертный приговор? Почему никто меня не остановил? Почему никто не умолял меня простить Джорджа? Почему никто из вас не напомнил мне, что он покинул Уорика и перешел на мою сторону, чтобы помочь мне вернуть корону? Как он отдал мне свою одежду, когда мы замерзали на поле, а сам дрожал от холода? Кто хотя бы попытался смягчить мой гнев? Никто! Все промолчали! Зато когда конюхи и слуги напиваются и убивают высокородных дворян, вы готовы на коленях выпрашивать прощение для них. Не будет этого! Вы не просили за Джорджа, и сам я ничего не вспомнил и не смягчился, теперь мы все за это будем наказаны божьим гневом. Гастингс, помогите мне дойти до спальни.

Бедный Кларенс!

Король Эдуард и королева Елизавета с несколькими лордами уходят.

Вообще-то концы с концами не сходятся. Король же отправил в Тауэр приказ об отмене казни Джорджа, так почему же он сейчас попрекает всех в том, что «никто за него не попросил», а себя корит за то, что «не вспомнил»? Откуда же тогда помилование появилось, если «не просили» и «не вспомнил»? Чудеса, да и только!

– Видали? – спрашивает Глостер. – Заметили, как побледнела королева и ее родственнички, когда объявили о смерти Джорджа? Вот то-то. Именно они и виноваты в том, что король послал родного брата на казнь. Ничего, Бог все видит и всем воздаст. Пойдемте к королю, постараемся его поддержать.

– Конечно, пойдемте, – тут же подхватывает Бекингем.

Сцена 2

Дворец

Входит герцогиня Йоркская с двумя детьми Кларенса.

Это новые лица в пьесе, придется на них остановиться. Герцогиня Йоркская – это Сесилия Невилл, супруга покойного Ричарда Йоркского, графа Марча, и мать короля Эдуарда и его братьев Джорджа и Ричарда. Заодно она является теткой графа Уорика (ныне тоже покойного) и родной сестрой его отца. Именование «миледи матушка короля» или «королева-мать» появилось позже, его придумала и ввела в оборот Маргарита Бофор, мать короля Генриха Седьмого, а до того момента либо мать короля была раньше супругой предыдущего короля и считалась королевой, либо, если отец короля не был коронован и не сидел на престоле (как в случае Эдуарда Четвертого), именовалась герцогиней, то есть носила титул покойного супруга.

Теперь дети Кларенса. С ними сложнее. Мы уже говорили о том, что время действия пьесы весьма условно: с одной стороны, события происходят вскоре после битвы при Тьюксбери и смерти Генриха Шестого (1471 год), но с другой стороны – король Эдуард смертельно болен и впоследствии умирает, а это уже 1483 год. Джордж Кларенс убит в Тауэре в 1478 году, на Изабелле Невилл, дочери графа Уорика, он женился в 1469 году, дочь Маргарет родилась в 1473 году, сын Эдуард – в 1475 году, а в 1476 году Изабелла умерла вскоре после родов. Так какого же возраста должны быть те дети, которые появляются в настоящей сцене? Если события привязаны к битве при Тьюксбери, то они не только еще не родились, но Изабелла даже еще не беременна дочерью Маргарет. Если же судить по их речам, то ребятишкам должно быть никак не меньше семи-восьми лет, то есть дело плавно перемещается к дате болезни и смерти короля Эдуарда. В общем, ничего не понятно. Ясно только одно: герцогиня Йоркская, Маргарет и Эдуард – реальные исторические фигуры и в описываемый период имели место быть. Шекспир в своей пьесе называет их имена только один раз, в самом начале, в перечне действующих лиц; в основном тексте дети фигурируют как «Дочь Кларенса» и «Сын Кларенса». Так и будем их называть при изложении.

Сын с тревогой спрашивает:

– Бабушка, наш папа умер?

– Нет, малыш, папа не умер, – успокаивает его старая герцогиня.

– А почему тогда вы плачете и приговариваете: «Кларенс, бедный мой сыночек»?

– Почему называете нас горькими сиротками, если папа жив? – подхватывает Дочь.

– Да нет же, внучата мои милые, я плачу не о вашем папе, а о короле, он ведь очень болен и он тоже мой сын. Какой смысл плакать о том, кого уже нет? Слезами его не вернешь.

Опрометчивая фраза, и умненький Сын ее не пропускает.

– Значит, бабуля, наш папа все-таки умер… И виноват в этом наш дядя-король. Я помолюсь и попрошу боженьку, чтобы он наказал короля за это.

– И я тоже помолюсь, – поддакивает Дочь.

Герцогиня останавливает их благие порывы: