Когда улеглось волнение и иссякли благодарные слезы, Рафаэль стал всматриваться в раскинувшийся под ним до далекого горизонта Арагон. Справа, сверкая овальным алмазом ледника, уходила в синеву Маладетта. С непостижимой высоты в пропасть низвергались водяные каскады, подобные полосам застывшего стекла. За далекими холмами в зыбком мареве угадывалась долина Эбро.
Острый глаз горца охватывал многое, еще больше обнимало жадное сердце. Знакомой, сладостной мелодией звучали переливы пастушьей свирели, плывшие в прозрачной тиши из долины к перевалу. Привычным взглядом искал он овечьи отары под кругами, что чертили в небе темнокрылые пиренейские орлы.
Всем существом своим ощущал Рафаэль, что здесь порог его родины. За спиной осталась цветущая французская сторона. А впереди иной край, суровый и голый. Скалы и потоки, серые оливковые рощи, бурые виноградники и замкнутые в гордой своей нищете селения.
Рафаэля охватило страстное желание добраться скорей до людей, услышать гортанный арагонский говор.
Караван стал спускаться вниз, по дороге к Уэске. Недалеко от приграничной деревни повстречался, наконец, испанец. Это был старый босоногий монах. Догадавшись, что идущие навстречу держат путь из вольнодумной Франции, он прокаркал вызывающе:
— Да здравствует абсолютный король! Смерть либералам!
«Защищаются и женщины» (Ф. Гойя).
«С топором на врага!» (Ф. Гойя).
Через Уэску и Сарагосу Риэго направился в Мадрид.
Он ехал с поручениями от парижской масонской ложи к членам мадридского братства Великий Восток. По точному смыслу полученных им указаний он должен был добиться зачисления в королевскую армию и только после этого мог использовать данные ему пароль и знаки для проникновения в Великий Восток.
В ожидании приема у военного министра Рафаэль бродил по Мадриду. Еще во Франции он узнал обо всем, что произошло на родине со времени возвращения Фердинанда VII. Риэго присматривался к соотечественникам, к жизни столицы. Он жадно искал каких-либо следов освободительной войны, либерального режима.
Но мадридцы, видимо, потеряли весь свой недавний революционный пыл. На Прадо, площади дель Соль, в театрах и кофейнях, где собиралось общество столицы, беседовали о чем угодно, но только не о политических делах.
С несколькими случайными знакомыми Рафаэль пытался было заговаривать о новых назначениях в армии. Но всякий раз собеседник тотчас умолкал и, окинув его подозрительным взглядом, старался поскорей отделаться от назойливого сеньора, очевидно подосланного инквизицией.
Он шел на рынки в надежде найти больше смелости и откровенности у крестьян, съехавшихся из окружающих столицу деревень. Здесь, правда, не было такого панического страха перед полицией и агентами Святого присутствия. Но зато отчетливо проявлялась враждебность к «болтунам и безбожникам, которых, слава господу, прибрали, наконец, к рукам».
Возможно ли, чтобы угас столь бесследно величайший подъем целого народа?.. Риэго приходил в бешенство.
Ему вспомнились скептические речи Галана. Неужели погибший друг был прав? Неужели кортесы вели борьбу с деспотизмом в пустоте?.. Нет, нет! Свобода — бесценное благо. Она нужна, как воздух, и самому темному человеку, последнему нищему. И народ вновь получит свободу, получит самоуправление и конституционную монархию от подлинных своих друзей!
Испанцы ворчат теперь на тех, кто нес им освобождение от королевской тирании. Но разве не вливают больному в рот лекарство, несмотря на его сопротивление?
Эгиа метался по министерскому кабинету из угла в угол. Старомодный парик с косичкой ерзал на его голове, грозя слететь при первом же слишком резком движении.
Министр как будто забыл о посетителе. Риэго недоумевал. Чем он мог навлечь на себя гнев генерала? Или его постигла неудача — попасть на прием в минуту столь плохого расположения духа всесильного царедворца?
Эгиа подбежал вдруг к столу, извлек деревянный молоток и стукнул им три раза.
— Будем говорить откровенно, брат мой Риэго. Где бы вы предпочли бороться с тиранией — в столице или в Андалузии? Знаете, мы уже завоевали Севилью и Кадис. Там каждый второй офицер — член масонского братства.
Такого оборота Риэго не ожидал.
— Дон Франсиско, я не понимаю вас…
Генерал улыбнулся хитро и сочувственно. Он поднял кверху указательный и большой пальцы. Это был тайный знак мадридской ложи. Испарина покрыла лоб Рафаэля.
— Ваше смущение понятно, но вы ведь только ученик? Перед собою вы видите мастера. Не легко дается мне доверие братьев. Но каждый полезен Делу на свой лад. Я служу у деспота военным министром. Это отдает в мои руки все нити, я знаю все ходы противной стороны.
Рафаэль мог только повторить:
— Ваше превосходительство, я не понимаю вас…
Эгиа снова забегал по кабинету. Вдруг он подскочил к Риэго. Перед самым носом Рафаэля замелькал увесистый кулак.