Риф

– Короче, именно в тот день все пошло не по плану: папаша выкинул его из машины, а сам через пару миль поймал на капот оленя. И с тех пор его никто не видел. А искали прям всем городом, всей диаспорой. Фото во всех газетах, на каждом столбе, – махнул рукой, – все бесполезно. Тело так и не нашли, даже следов не было на месте аварии, ни крови, ничего. Отсюда и пошли все эти теории о пришельцах. Типа, только они так чисто работают. Но это, конечно, все лирика, потому что потом выяснилось, что Гарин-старший был порядочной сволочью и был должен денег каждому второму жителю города. И я сейчас почти не преувеличиваю. Там сумма долга невероятная какая-то, если верить газетам. Я думаю, что тогда у него, – у нашего Гарина, – и возникла эта страсть; или нет, «страсть», наверно, не совсем то слово, – мистер Уэллек почесал затылок. – Фиксация, вот. Фиксация на стирании былого. На забвении. Говорят, когда в газетах стали появляться статьи о Гарине-старшем, о том, что он игрок и мошенник и, скорее всего, просто сбежал из города из-за чудовищных долгов, наш маленький Гарин-сын разъезжал по городу на велосипеде, от киоска к киоску, скупал газеты со статьями об отце. Скупал, увозил за город и там сжигал. Денег у него почти не было, скупить все он, конечно же, не мог, поэтому очень быстро придумал новый способ – подходил к киоску, листал газету и по-тихому извлекал из нее страницу с порочащей отца статьей. На этом его и поймали в первый раз. Продавец схватил его за руку, вызвал копов, те составили протокол, но пацана отпустили – из жалости. Подумаешь – газеты портил! На преступление века никак не тянет. Потом он понял, что выдергивать каждую статью отдельно – это неэффективно, и подошел к проблеме более радикально. Летом 1971 года в течение двух недель в центре города загорелись сразу несколько газетных киосков. Гарина-младшего снова поймали, и вот тут, мне кажется, впервые проявился его главный талант – умение забалтывать, очаровывать людей своими речами. Тринадцатилетнему шкету грозили большие проблемы – порча имущества, причинение вреда здоровью, но, – мистер Уэллек поднял палец, – он умудрился избежать наказания, он был настолько красноречив на суде, так мастерски давил на жалость, что довел судью до слез. Вот здесь об этом есть, посмотри, – он пододвинул к ней одну из ксерокопий. – Все, с кем он учился или просто дружил, отмечали именно этот его талант: то, как легко и играючи он умел убалтывать людей и иногда вынуждал их совершать совершенно дурацкие поступки – например, заставлял кого-нибудь лизнуть металлический столб на морозе или сунуть лампочку в рот; и потом хохотал, наблюдая за результатом. Один из его институтских друзей вспомнил, как они пьяные в хлам возвращались с вечеринки. Гарин был за рулем и с трудом видел дорогу, настолько был бухой. Их остановили копы, и Гарин умудрился уговорить офицера отпустить их. Им даже штраф не выписали. Ну и ты понимаешь, что может случиться, если человек с таким редким талантом ударяется в религию. Он женился в двадцать, на дочке каких-то миссионеров – о ней я почти ничего не смог найти; опять же, наш профессор чертовски хорош в стирании следов, затертых, замыленных мест в его прошлом больше, чем… чем… – тут мистер Уэллек, кажется, хотел привести какое-нибудь оригинальное сравнение, но в голову ничего не пришло, и он раздраженно фыркнул, – ну, в общем, сплошные белые пятна. Но мне удалось выяснить, что отец этой его жены, о которой нам почти ничего не известно, был какой-то важной птицей в совете ЛИЛ, Летнего института лингвистики, и на последнем курсе университета, в 1979 году, сирота Гарин впервые в качестве миссионера отправился в Микронезию, изучать язык племени кахахаси и учить их слову Божьему. И с этого момента, я полагаю, ты уже более-менее знаешь, что было дальше.

Пока мистер Уэллек рассказывал, Ли перебирала ксерокопии статей – пыталась как-то осмыслить новую информацию. В стопке была черно-белая фотография с места аварии и исчезновения отца Гарина – нечеткая, зернистая, но оленьи рога в свете фар полицейской машины были отлично видны.

– На каком шоссе это произошло? – спросила она.

Мистер Уэллек посмотрел на фото.

– Эм-м-м, сейчас скажу. На шестьдесят третьем.

Таня

На следующий день после возвращения из «Чащи» Таня заметила, что за ней следят – или, точнее, ходят по пятам. За ней и раньше ходили, но в этот раз все было иначе – какие-то люди преследовали ее повсюду и даже не пытались вести себя скрытно; заходили за ней в магазины, садились за соседний столик в кафе и стояли рядом на автобусных остановках и постоянно снимали ее на телефоны – причем вели себя при этом нагло и вызывающе, и когда она спрашивала, что им нужно, они лишь ухмылялись и отвечали:

– Ничего, мы просто гуляем, погода замечательная, правда?

– А не могли бы вы перестать меня снимать?