Риф Скорпион

Фру Стефансен справилась, когда будет готово увеличение, кивнула фотографу, бросила ласковый взгляд на детину и удалилась твердой походкой, слегка покачивая бедрами. Зрелая женщина хорошего роста. Ник Дал уверял, что редко видел женщину, умеющую одеваться так красиво и одновременно так просто. Конечно, немалую роль тут играла ее собственная красота. И возраст, в сущности, делал ее еще более желанной. «Зрелая, сочная груша дюшес», — непочтительно заметил Ник Дал.

Почтмейстер вышел следом за ней на веранду. Ник Дал услышал, как он что-то говорит — быстро, негромко. Она отвечала так же. Быстро спускаясь по ступенькам крыльца, весело и звонко рассмеялась. Почтмейстер забыл про фотографа. Широким шагом пересек зеленую лужайку и скрылся за своим одноэтажным домом. Провожая его взглядом, Ник Дал не смог удержаться от смеха.

Обдумывая этот эпизод, Ник решил, что почтмейстер видел, как она вошла к нему. Давно желал с ней познакомиться. Воспользовался случаем.

С того раза, вот уже неделю с лишним, Нику Далу предоставилась возможность наблюдать интересную игру двух действующих лиц. Каждый вечер — короткие встречи в темноте на большаке за жилыми домами. Постоят обнявшись под березой возле каменной ограды — и бегом домой. Естественно, им приходилось соблюдать осторожность. Почтмейстер не смел надолго оставлять свою бледную супругу; у него не было заведено ходить куда-нибудь по вечерам. Ник Дал привык видеть его сидящим под лампой в мансарде. То-то было бы женскому населению поселка о чем посудачить, если бы проведали.

— А фрекен Энген — встречаешься с ней?

— Ну-у. Она совсем перестала ходить на кладбище.

— На кофе заходишь?

— Нет, теперь на кофе к ней заходит десятник Якобсен, — ответил Ник Дал. — И что только она в нем нашла. Конечно, он ведь вдовец, а ей позарез надо выйти замуж.

Заглянула фру Эриксен и объявила с кисло-сладкой улыбкой, что ужин давно стоит на столе.

— Сегодня к ужину будет кое-что подано, — добавила она.

Вебстер потер руки и поспешил подняться со стула.

11

Рыжеволосая фрекен Энген все так же походила на моложавую, весьма зрелую вдову. Они сидели вместе со следователем Вебстером за столом и пили кофе. Кайма из траурного крепа перекочевала на воротник нового черного платья. Черный цвет подчеркивал характерный для рыжих людей нежный тон кожи.

«Молоко и пышная роза, — подумал Вебстер. — Если бы не моя милая, славная жена…» Дальше этого Вебстер не позволял своим мыслям забегать, когда разговаривал с дамами. Он был из числа мужчин, обожающих порядок. Даже самого малого грешка не позволял себе. В жизни он насмотрелся на множество драм.

Вебстер рассеянно взял печенье, посмотрел на него, откусил.

— Сливочное масло и яйцо, — мягко произнес он. — Немного муки, совсем немного. Я тоже любитель вкусно поесть. Жаль Холмгрена. Мне даже кажется, что я узнал его теперь лично, когда следствие завершено. Собственно, на мою долю не так уж много работы выпало. Честное слово, рад за Стефансена.

Фрекен Энген уставилась куда-то в пустоту, глаза ее наполнились слезами. Быстро поднялась, достала носовой платок из сумочки на комоде. Улыбнулась, садясь, и сказала:

— Ради Бога, извините.

Она говорила о Холмгрене, говорила охотно для чуткого слушателя. Никто не узнал бы в Вебстере полицейского, когда он сидел вот так, любезный, участливый, слушая не слишком недоверчивого рассказчика. Однако это вовсе не исключало того, что иногда в его открытую корзину падал случайный плод.

Фрекен Энген доставляло удовольствие разговаривать с этим симпатичным мужчиной. Простая душа, она к тому же нуждалась в человеке, которому можно было довериться.

Вебстер заметил:

— Вот и у меня сложилось впечатление, что здесь, в поселке, все уважали директора Холмгрена. Вы ведь двадцать лет работали у него? Хорошо его знали.

— Да уж, — задумчиво произнесла фрекен Энген. — Я хорошо его знала. Оттого не могу понять, с чего это он вдруг покончил с собой. Конечно, он любил деньги, но все же…

— Нам кажется, что мы знаем друг друга, пока вдруг не выясняется, что знали не все до конца, — сказал Вебстер. — В нас, в людях, часто обитают два существа. Или же мы ходим с веригами под одеждой.

— Это верно. Но последнее время у Холмгрена было только одно лицо, и я его знала. Прежде, как выяснилось, было иначе.

Вебстер взял еще одно печенье, поднял чашку за добавкой кофе. Поддерживал течение беседы осторожными негромкими вопросами. Отец ее ведь тоже работал на заводе?

Да, было дело. Тогда дело только-только зарождалось. Холмгрен начинал практически с нуля, подростком поступил на один завод под Халденом; собственное дело учредил, когда ему исполнилось двадцать лет. Всего-то было — старый локомобиль, две пилы — дисковая и ленточная. Арендовал сараи, потом участок, это было сразу после того, как с ним порвала нынешняя фру Стефансен.

— Ну да, — проронил Вебстер. — Они ведь были помолвлены.

Обвел взглядом «парадную», а в общем-то самую обычную гостиную, посмотрел в окно на сад с цветочными клумбами и смородиной, пригубил кофе. Пробормотал:

— Но дружба ведь продолжалась?