Да, так оно и было ещё тогда давно, на корабле. Когда пять дней и ночей бок о бок жили в одном шатре, и ни разу она не спала на ложе рядом с тобой. На ковре, в углу, с руками под головой - лучше так, чем с ним рядом.
А Кэйдар постоянно чувствовал на себе её настороженный взгляд, даже сквозь сон улавливал его сковывающую силу. Она напоминала собой дикое пугливое животное, волею судьбы оказавшееся с человеком в одной клетке, и её хотелось приручить, было интересно сделать своей, послушной, ласковой, домашней. Поэтому Кэйдар все те пять ночей не позволял себе ничего, пальцем к ней не прикоснулся, да и занят был очень корабельными делами, и днём-то бывало пропадал подолгу.
Но приручить виэлийку своими силами не удалось, даже после, уже во Дворце, она чуралась своего господина, каждый его приход, каждую близость переносила, как пытку, со слезами, с проклятиями, с протестом. Потому и осталась какой-то чужой, с ней не получалось просто поговорить, на все вопросы она чаще отвечала молчанием или очередной нападкой с угрозами о смерти и проклятиями. И это тогда, когда любая рабыня чуть ли не таяла воском в его руках. Они все встречали его взглядами обожания и немого поклонения. Для них он был будущим Правителем, шансом получить привилегии, способом приобрести ценные подарки или свободу. И только для виэлийской принцессы он неизменно оставался грубым насильником, жестоким господином.
Всему виной та, первая их близость. Кэйдар часто мысленно корил себя за ту по-спешность, даже грубость, но сделанного не исправишь, прожитого не воротишь. Видно, придётся терпеть её дикий нрав, её страх и вечную настороженность.
Вот так, думая о многом и глядя на свою женщину и своего ребёнка, Кэйдар, почти не шевелясь, просидел до третьей стражи, подремал немного лишь перед самым рассветом, благо, солнце в декабре всходит поздно. Пошёл до Лидаса невыспавший-ся, разбитый и злой. На улицу сейчас, утром, идти не хотелось. Там с полуночи шёл сырой снег вперемешку с дождём, выл ветер с моря, и от этого ещё сильнее хотелось спать.
Идти себя прямо-таки заставил, а оказалось, что Лидас ушёл один. Решительность и настрой сменились разочарованием и обидой. Да ещё и раздражением на сестру. Хорошо ещё, что сказал ей не всё, что давно хотелось, тогда бы точно настроение себе на весь день испортил.
Пока сходил на конюшню, отменил распоряжение насчёт поездки, пока позавтра-кал - в полном одиночестве за огромным столом, день значительно продвинулся к полудню. Пришёл к себе, а Ирида уже на ногах.
Чистый паттий с тёплой шалью на плечах, сырые волосы длинными прядями - её было не узнать. Тут же подхватила Тавиния на руки, будто боялась за него. И опять настороженный взгляд с опаской.
- Как он?- Кэйдар спросил первым, не ожидая от неё ни приветственных слов, ни поклона; сел в кресло у стола с документами.
- Нормально. Как всегда...
- А как поел?
- Как всегда...
- Думаешь, я знаю: как всегда?!- Кэйдара разозлили эти односложные ответы, хотя он всё утро настраивал себя быть терпеливым и спокойным, не раздражаться попус-ту. Но нет же! У этой Ириды просто талант.- Не по твоей ли вине я был лишён этого права, видеть своего ребёнка, знать, как он растёт, как он питается? Ты украла у меня почти пять месяцев его жизни! Ты виновата в том, что мой сын родился и рос среди нищеты, не имея нормальных игрушек, нормальной одежды, нормального обхожде-ния, приличествующего его положению!.. И даже сейчас, когда я спрашиваю, как он, ты отделываешься двумя словами.- Кэйдар порывисто выпрямился, так, что Ирида отпрянула испуганно, отступила, прижимая мальчика к себе ещё сильней. Тот личи-ком вжался в мягкий козий пух, из которого была соткана шаль.
- Не надо кричать, он боится...- Ирида глянула на Кэйдара, как на врага: исподло-бья и без всякого желания понять его слова.
- Меня он не боится! И никогда не боялся. Я не угрожал ему ножом, не пытался убить...
На эти слова Ирида не нашлась, что ответить, только отвернулась, поджав губы, отошла к противоположной стене.
- Возможно, мой Тирон и не имел дорогих пелёнок из тончайшего полотна, воз-можно, его приходилось кормить из простой глиняной чашки простой деревянной ложкой. Признаю, что не всегда он был накормлен сразу же, как только заплакал, но его там любили по-настоящему, как ребёнка, как моего ребёнка, а не как возможного Наследника, как право на получение верховной власти. Думаете, я не знаю, что он нужен был вам лишь для того, чтоб получить право наследования, что ваш отец...
- А вот это тебя не касается, милая моя!- Кэйдар перебил Ириду, неприятно удив-лённый тем, что в словах рабыни есть немалая доля правды. Да, так оно и было. Но поначалу. А потом... Потом Отец изменил своё решение, безоговорочно передал власть наследования родному сыну, а не зятю.
- Неправда! Я давно мечтал о сыне! А ты!.. Ты украла его у меня!..
- Пожалуйста! Можете казнить меня как преступницу. Но я хоть не увижу, как мой сын превратится в подобие своего отца. В грубого, в жестокого, в ненавистного всем...