Рифейские горы (СИ)

Аэлы или "светом созданные", если дословно, поклонялись огню, Творцу и пожи-рателю всего Сущего, а ещё они чтили Солнце. Даже город их, Каракас, повторял в своей планировке солнце: в центре огромная площадь с главным храмом Отца-Создателя, храмом вечного чудотворного огня, от которого разбегались во все сто-роны улицы-лучи. Дворец же Правителя, высокий, в три этажа, красивый, из белого искрящегося на солнце камня, находился на возвышении и за высокой стеной, отде-ляющей его от всего города. Он был виден из любой точки и выполнял функцию цитадели, главного оплота и крепости в случае обороны.

Ирида почти год прожила во Дворце, а в городе оказалась впервые. Даже тогда в тот день, когда их только привезли, она очень мало смотрела по сторонам, ничего не запомнила и не успела разглядеть. Единственным воспоминанием о Каракасе оста-лось подавляющее впечатление о высоких каменных стенах. Трёхэтажные и даже пятиэтажные дома, вымощенные кусками камня улицы и много, очень много людей. Постоянный, непрекращающийся гул.

Для неё, рождённой в степи, среди шестиколёсных кибиток, войлочных шатров и звериных шкур, всё это казалось необычным, непонятным и удивительным. Глаза, привыкшие обозревать простор степи по горизонтали, теперь устремлялись вслед за кладкой камня вверх, казалось, до самого неба.

Как их не давит этот камень? Как они не задыхаются в этой тесноте?

Ирида подчинялась одному правилу: уйти как можно дальше от Дворца, от Кэйда-ра, и шла вниз, вниз и дальше. Шла, подгоняемая страхом. Время-то уже приближа-лось к вечеру, значит, скоро ужин. Её, конечно, хватятся ещё до ужина. Бросятся на поиски. Надо спешить! Надо.

Ноги несли её сами. Хотя цель - сбежать! - уже была достигнута. А что дальше делать? Куда теперь?

Казалось, все на неё оглядываются, провожают глазами, удивлённо пожимая плечами. Куда так можно спешить с таким большим животом, на последних сроках? Со дня на день роды начнутся, сидела бы дома, готовилась. Нет уж! Сорвалась. Чуть ли не бегом бежит.

Нет! Никому она здесь не нужна. Никому нет дела до одинокой молодой женщины со сбившейся на плечи головной накидкой. Никто её не догонял, никто не кричал вслед, не требовал остановиться, никто не спешил наказывать за самое страшное, что только может сделать невольник: за побег.

Беглая! Беглая! Беглая!

Кровь стучала в виски. От страха, от напряжения, от усталости разболелся живот. Боль накатывала волнами в такт шагам иногда чуть сильнее, иногда - слабее. Ирида давно уже сбавила шаг, шла медленно, придерживая живот обеими руками, но боль не унималась. Наоборот, сделалась тянущей и резкой, где-то в самом низу живота. Эта боль заставляла вспомнить ту, как при выкидыше, когда он набросился на неё, как насильник, грубый, жестокий. Он мстил тогда, не зная, что этим избавляет от ненавистного плода. А сейчас другой ребёнок внутри неё тоже мог умереть. Потому что она не бережёт себя, потому что она ведёт себя не так, как домлжно вести себя женщине на сносях.

Но о ребёнке Ирида думала сейчас в последнюю очередь. Он стал для неё лишь обузой, оковами на ногах. Куда с ним теперь, с этим животом? Но не было бы его, ты бы не решилась на этот побег, просто не осмелилась бы!

Поэтому нужно идти. Иначе какой смысл?

Она и шла, один раз остановилась передохнуть, умыться у маленького фонтанчика в стене. Женщины, набиравшие воду в кувшины, посторонились, понимающе пока-чивая головами. Ирида услышала реплику, брошенную вполголоса:

- И куда в таком положении, на ночь глядя?

Никак не отозвалась, ни словом, ни взглядом, пошла дальше, задавив в себе щемя-щее душу чувство невольной зависти. Все они несут воду домой, готовить ужин, кормить семью. У всех есть свой дом, есть близкие... Ей же некуда идти, она не нужна никому в этом мире. Хотя... Есть место, где её сейчас ищут, где всем нужен её ребёнок, но не она сама. Да и ей туда возвращаться совсем не хотелось. Никогда! Ни за что на свете!

А ночь приближалась. С по-летнему долгими сумерками, со спасительной прохла-дой. И людей навстречу попадалось всё меньше.

Ирида не боялась заблудиться, она же и сама не знала, куда именно ей больше всего нужно. Поэтому шла, иногда, повинуясь смутному порыву, сворачивала то вправо, то влево во встречные переулки. Дома, выходившие наружу высокими глу-хими стенами, теперь стали заметно ниже, а улицы умже. Это была окраина, но Ирида про это не знала.

Боль не проходила, не хотела отпускать. После её приступов, становившихся всё сильнее, всё чаще, оставалась такая слабость, что ноги прямо подкашивались. Хоте-лось лишь одного: сесть где-нибудь, просто передохнуть, вытянуть натруженные ноги, отвыкшие от такой долгой ходьбы. Но никто из людей не предлагал зайти в гости, и дома их казались такими же неприветливыми.