В том, что власть брата в доме несколько поослабла, Айна сразу же на себе почув-ствовала. Он не запрещал ей покидать комнату. Вернее, не то, что бы не запрещал, он и раньше-то не обладал такой властью, но прекратил настойчиво советовать, что ей и как делать.
И Айна не смогла не воспользоваться таким случаем. Она вышла к ужину в глав-ный зал, хотя давно уже, с месяц, считай, ела в своей спальне. Уж очень велик был соблазн показать всем, а Кэйдару особенно, что никто не вправе ограничивать её свободу. А Кэйдар об этом узнает, ему обязательно доложат. Сам-то он со своей ногой вряд ли выйдет.
Но Кэйдар был тут. Уже сидел за столом. В полном одиночестве. Всего один слуга за спиной, из тех, кто подливает вино в бокал.
Айна растерялась невольно при виде брата. Его-то она видеть после всего, что стало с Айваром, не могла без нервной дрожи и яростного блеска в глазах.
Вернуться к себе?
Он поднял глаза, боковым взглядом улавливая движение, выпрямился, откидываясь на спинку высокого стула.
Поздно!
Айна прошла вперёд, села напротив. Внешнее спокойствие давалось с трудом, но пускай не думает, что мне страшно, что я избегаю его.
- На свои шесть месяцев ты выглядишь неплохо, сестрёнка,- Кэйдар улыбнулся. Воплощённая галантность. Если бы ещё не знать его получше. Айну аж передёрнуло.
- Спасибо,- отправила ему ответную улыбку, такую же вежливо-холодную, с про-зрачным налётом издёвки.- Как вижу, мой срок ты знаешь точнее Альвиты. Конечно, в этих делах у нас такой опыт...
Кэйдар перебил её коротким смешком.
- Судьба моей единственной сестры волнует меня не меньше собственной. Я всё сделаю, чтоб не позволить тебе совершить ещё одну ошибку.
- Охотно верю. Ты готов дорого заплатить, чтоб не дать ему родиться,- ответила на реплику Кэйдара Айна, сама даже не глядела в его сторону, следила за тем, как слуга наполняет тарелку дымящейся запечённой на углях рыбой. Аромат, нежнейший аромат дорогих пряностей призван был вызывать аппетит, но его-то как раз и не было. А всему виной этот Кэйдар, будь он не ладен.- Приставил этих девок ко мне. Не проще было бы воспользоваться ядом. Думаю, Альвита могла бы посоветовать тебе снадобье понадёжней.
- Ну, зачем же?- Кэйдар улыбнулся снова, смотрел на неё, вытирая с пальцев лип-кий рыбий сок смоченной салфеткой. Раб в эту минуту успел заменить перед ним тарелку с костями на чистую. Кэйдар лишь бровью чуть повёл в ответ на движение, невольно раздражающее его.- Моя сестрёнка хочет побыть мамочкой. Почувство-вать, так сказать, на собственной шкуре все прелести материнства. Пройти через роды... Пожалуйста! Я ведь обещал, что позволю ему жить...
- Ты не посмеешь его тронуть!- Айна зубы стиснула так, что скулы заныли.- Только пальцем прикоснись...
- И что?- Кэйдар перебил её, смотрел, насмешливо изогнув брови.- Что ты мне сделаешь?
- Я расскажу всё Отцу!
- Не расскажешь,- тон голоса выдавал уверенность Кэйдара. Он и вправду верил, что она будет молчать.- Побоишься. К тому же я сдержал своё слово, теперь твоя очередь. А ты обещала молчать.
- А ты обещал не трогать моего ребёнка! Ты обещал сохранить жизнь и ...
- Я не убил его, ты знаешь.
- Да, конечно. Минан рассказал. Три месяца жизни на каменоломнях - это отсро-ченная смерть. Не более того. Оттуда не возвращаются...
- А ты чего хотела? Чтоб я дал этой твари вольную? Поблагодарил за труды? Соз-датель свидетель, он, верно, очень старался... Лидасу не чета.- Кэйдар пытался со-хранять спокойствие. Собственный несдержанный и взрывной характер он считал главным своим недостатком. И всё равно сам чувствовал, что в голосе его появляют-ся неприятные почти ненавидящие нотки. Раб не стоит твоей ненависти, это же глупо - ненавидеть варвара и невольника. Конечно, жаль, что не получилось наказать его так, как хотелось, и всё же он не стоит того, чтоб занимать им свои мысли.
- Замолчи!- Айна смерила его яростным и одновременно презрительным взглядом.- Ты - бесчувственное животное! Как ты смеешь вообще рассуждать здесь о чём-то? Ты даже не знаешь, что значит любить! О чём с тобой говорить вообще?
Она с такой силой швырнула салфетку на стол, что Кэйдар подумал: уйдёт сейчас. Но Айна осталась, пытаясь успокоиться, взяла кубок со свежеотжатым яблочным соком, разбавленным ледяной водой. Рука её заметно дрожала, и на запястье чуть покачивался тонкий серебряный браслет. Странно. А где все другие её украшения? Где всё её золото? Она же не мыслит себя без всех этих затейливых безделушек. Одна только пластинка золотая на тонкой цепочке на груди поверх паттия из белой простой ткани. К чему этот белый цвет погребальный? Кого она хоронит? Или это всё траур по своему варвару?
Вопрос-издёвка чуть не сорвался с языка, но Кэйдар сдержался почему-то. Может, пожалел?