Рифмуется с радостью

Вера О. страдает от матери-тирана, вспоминает бабушку которая точно так же непрестанно делала свои замечания, неужели я буду такой же? Сейчас медицина склонна ставить под сомнение что угодно, но не наследственность, законы которой непреложны. Обречена ли Вера? Нет, ответила крестная, если будешь следить за собой, исповедоваться, если станешь жить в Церкви; «идеже хочет Бог, побеждается естества чин»; благодатью Божией изглаживаются детские травмы, психологические изъяны, преодолеваются дурные наклонности. Одна угрюмая женщина, всегда считавшая себя обиженной и несчастной, в сорок лет по настоянию терпеливой подруги открыла Евангелие и, роняя слезы, ликовала: «Христос был одинок! Все от Него отвернулись, все покинули Его, я теперь понимаю, почему стоит страдать…».

Во Христе каждый может рассчитывать на преображение – если хочет. Он всех зовет, но не все откликаются, ввиду трудности жизни с Ним; эта жизнь подразумевает самоотречение, жертвенность, абсолютную готовность служить Богу и людям: вот я, меня пошли, Господи.

к оглавлению

Поезда с гусями

Что ни день ослабляются силы.

Ум безумен. Бесчувственна грудь.

Об ином умолчим. До могилы

(Ля минор) добредем как-нибудь.

Тимур Кибиров.

Великий артист Михаил Чехов вспоминал мучительную смерть своего отца от рака горла. «Как обидно, – произнес он однажды, – я прожил такую длинную жизнь, и что же вижу перед смертью? Какие-то поезда с гусями! Как обидно глупо!». Надо заметить, Александр Павлович, по словам его великого брата, был чрезвычайно одаренным человеком, он обладал оригинальным умом, широкой эрудицией и памятью, писал рассказы, рисовал, знал языки, мастерил уникальные вещи, например, часы из пробок, древесных прутьев и лишаев, линолеум из переваренных старых газет. Но он не умел ни на чем сосредоточить душевные силы, страдал запоями, увлекался множеством фантазий и из-за слепого своеволия заставлял мучиться близких людей.

Потому что совсем не имел веры. В нашем лексиконе имеется характерное проклятие: чтоб тебе пусто было! В «Полтаве» Пушкина Мазепа после своего предательства и казни Кочубея терзается «какой-то страшной пустотой». Действительно, ужаснее внутренней пустоты ничего нет; если жизнь видится простым биологическим циклом, человек оказывается во власти первичных инстинктов, телевизора, установок массовой культуры. Тогда одолевает ностальгия по настоящему бытию, тогда приходит тоска, от которой спиваются, бросаются в разврат, в наркотики, в игру, накладывают на себя руки; не спасают деньги, не утешают самые изысканные наслаждения, не радуют всё более острые и рискованные развлечения и приключения. «Жизнь бессмысленна и невыносима без Бога» – сказал английский классик Ивлин Во.

Всеми своими бедами в прошлом и нынешнем веке наш народ обязан внедренному в сознание людей материализму. Сергей В. в годы террора перенес изощренные пытки, его на много часов запирали в шкафу, ломали руки и ноги, он едва выжил, но в день смерти Сталина рыдал навзрыд, приговаривая: «он ничего не знал, от него всё скрывали!». Без веры происходит характерная аберрация сознания: вместо Бога, стремление к Которому прирожденно, душа принуждается любить вождя, идола, главаря, Старшего Брата по Оруэллу.

О нет, не «бытие определяет сознание», как десятилетиями талдычили большевики, а совсем напротив, сознание определяет бытие. Вспомним прожженного негодяя Комаровского в «Докторе Живаго», с лаконичным бесстыдством формулирующего главную причину своей подлости и цинизма: «я не верю в загробную жизнь». Писатель Фадеев, стопроцентный коммунист, литературный функционер, однажды объяснил беспринципность известного мерзавца-критика: «у него тяжелый недостаток, он не верит в загробную жизнь». А.Т. Твардовский, очевидно, подразумевал то же самое, жестко напомнив в минуту нравственного выбора другому литературному функционеру, К. Федину: «Костя! помирать будем!».

Память смертная нужна для того, чтобы жить по совести, честно, на пределе ответственности делать свое дело, зная, что придется отчитываться на Страшном Суде. Жил в 60-х годах прошлого века замечательный регент В.С. Комаров: его хор в Елоховском соборе по праву считался лучшим в Москве. Один из певчих так комментировал успехи Комарова: «Старается. А почему старается? Потому что ему под 80, и ему хочется попасть не туда (пальцем вниз), а туда (пальцем вверх)… спросят после смерти: ты кем был? – регентом. – Регентом? А у тебя тут никого знакомых нет? – Данилин (тоже знаменитый регент) должен меня помнить. – Данилин? Как же, как же! Он у нас наверху, Данилин, поди-ка сюда! Ты его знаешь? – Как же не знать! Это регент Комаров, с детства церковное пение любил, мальчиком в Кремле, в Успенском соборе пел. Регент настоящий. – Ну, коли так, иди к нам , в Царство Небесное».